С уходом прежнего лидера его многочисленные ученики обычно продолжали активно работать в науке на протяжении еще нескольких десятилетий и при новом лидере, и порою при его преемнике. Так, последний ученик В. И. Герье академик Роберт Юрьевич Виппер (1859 - 1954), до конца жизни сохранявший высокую творческую работоспособность, умер через 35 лет после смерти своего учителя, пережив также и Н. И. Кареева, и своего ученика - Н. М. Лукина. Последний ученик Кареева профессор Яков Михайлович Захер (1893 - 1963) ушел из жизни спустя 32 года после кончины своего наставника, пережив также и Лукина - лидера советских историков. Ученики самого Лукина - А. 3. Манфред, В. М. Далин и Б. Г. Вебер - десятки лет спустя после гибели своего учителя задавали тон исследованиям по Французской революции в Институте истории АН СССР (с 1968 г. - в Институте всеобщей истории АН СССР) - с середины 1950-х и до 1970-х гг. Последний из них, В. М. Далин, скончался в 1985 г., через 45 лет после своего наставника.
Таким образом, шедшие волнами поколения исследователей, сформировавшихся в «школах» разных мэтров, перекрывали одно другое, обеспечивая непрерывность историографической традиции. И даже в те периоды, когда существовали неблагоприятные внешние условия для появления новых работ по данной тематике, недостатка в самих ученых, способных заниматься ею, не было никогда. Во всяком случае, до рубежа 1970 - 1980-х гг.
16 декабря 1976 г. скоропостижно скончался А.З. Манфред, находившийся, несмотря на свои семьдесят, в самом расцвете творческих сил. Именно в последние годы жизни им были написаны лучшие его работы - «Наполеон Бонапарт» и «Три портрета эпохи Французской революции», ставшие классикой отечественной историографии. Его личные энергия, харизма, обаяние и авторитет были столь велики, что, казалось, он один олицетворяет собой всю послевоенную советскую историографию Французской революции[317]
.Впрочем, когда исполинская фигура пала, стало очевидно, что во многом так оно и было: зияющую брешь заполнить оказалось некем. Выдающийся ученый и прекрасный организатор науки, А. 3. Манфред, в отличие от предшественников, не оставил сколько-нибудь значительной плеяды последователей. У него, разумеется, были аспиранты, однако в историографии Французской революции из них проявили себя только двое: Александр Владимирович Гордон и Елена Васильевна Киселева. Причем А. В. Гордон, защитивший в 1968 г. кандидатскую диссертацию по Французской революции, но обладающий уникально широким, по - настоящему энциклопедическим кругом научных интересов - от аграрной истории России до социальной истории Китая, от идей П. А. Кропоткина до творчества Ф. Фанона, к концу 1970-х гг. фактически ушел из французской тематики (по счастью, не навсегда). Последние же представители «старой гвардии» - В. М. Далин и Б. Г. Вебер - были еще старше, чем Манфред, и находились уже в преклонном возрасте. Даже если к их числу добавить ученицу Далина Галину Сергеевну Черткову, то все равно кадров для сохранения преемственности в данной области исследований оставалось в Академии наук явно не достаточно. Да и в МГУ профессор А. В. Адо представлял тогда нашу профессиональную корпорацию практически в одиночку: первые выпускницы его в будущем знаменитой «школы» - Т. С. Кондратьева и 3. А. Чеканцева - после защиты кандидатских диссертаций[318]
покинули Москву, уехав в Париж и Новосибирск соответственно.И вот в такой ситуации острого кадрового голода и явственно обозначившегося разрыва между поколениями исследователей отечественная историография Французской революции начала подготовку к празднованию ее 200-летнего юбилея. Особенности той эпохи, которая, как позднее оказалось, предшествовала поистине тектоническим сдвигам в историографии данной темы, были рассмотрены мною в представленном ниже тексте, впервые увидевшем свет в 2008 г.[319]
Накануне «смены вех»
Отечественные авторы уже не раз писали о таком важном событии современной историографии, как произошедший в 1980 - 1990-е гг. радикальный демонтаж канонической советской (или, по самоопределению ее сторонников, «марксистско-ленинской») трактовки Французской революции XVIII в.[320]
То, что тогда случилось, сегодня нередко именуют в исторической литературе «сменой вех», по названию одной из статей автора этих строк[321]. Дав когда-то своему тексту такой заголовок, я и не предполагал, что образ придется по вкусу российским и французским коллегам в качестве имени нарицательного[322]. Возможно, он и в самом деле достаточно точно характеризует те поразительные перемены, которые за относительно короткий срок пережила данная отрасль отечественной историографии. А произошедшее, действительно, не может не поражать...