Это событие, каким бы абсурдным оно ни казалось, имело определенное значение для германской политики. С одной стороны, это была первая открытая конфронтация между старыми и новыми правыми. Фёлькиш-радикалы, которые до этого момента всегда были заметны на улицах, но не были значимым фактором в политике рейха, стали известны на национальном и международном уровнях благодаря «путчу Гитлера». Своим появлением в Бюргербройкеллере, когда он вскочил на стол с пистолетом в руке и провозгласил революцию, Гитлер продемонстрировал разницу между молодым радикальным фёлькиш-движением, которое безоглядно требовало немедленных действий, и общегерманскими сановниками, придерживавшимися тактики подстраховки и выжидания.
С другой стороны, весь план «марша на Берлин» оказался дискредитирован авантюрой Гитлера: его попытка переворота была кроваво подавлена вооруженными силами его собственных союзников. Рейхсвер, который можно было склонить на сторону правой диктатуры с диктатором фон Сектом во главе, дистанцировался. Баварские заговорщики в окружении Кара и Лоссова были опозорены – катастрофа, ослабившая правых на долгие годы и вновь обманувшая их надежды на быстрый приход к власти с помощью путча и похода на Берлин по примеру Муссолини[43]
.Гитлеровский путч был проведен так суетливо и узурпаторски еще и потому, что пик кризиса республики фактически уже миновал. Уже в августе 1923 года недолговечный кабинет чиновников при рейхсканцлере Вильгельме Куно был заменен, и правительство впервые было сформировано большой коалицией СДПГ, НДП, Партии центра и ННП после того, как социал-демократы пересмотрели свое недоверие к председателю ННП Штреземану из‑за его позиции во время Капповского путча. Несмотря на непрерывную череду серьезных кризисов, осенью 1923 года этой коалиции удалось не только прекратить пассивное сопротивление, но и остановить гиперинфляцию, выпустив новую валюту, «рентную марку», и восстановив таким образом старый обменный курс к доллару.
Это положило конец кошмару бесконечного уничтожения денег. Правда, теперь его последствия стали заметны: все денежные запасы, все сбережения и все военные облигации обесценились. Выплаты репараций должны были быть возобновлены, но на этот раз без «смазки» инфляции, и потребовалось резкое сокращение государственного бюджета. Было уволено около 400 тысяч чиновников.
Однако с проведением валютной реформы была наконец создана основа для реалистичной проверки эффективности германского хозяйства, которую невозможно было точно определить из‑за гиперинфляции. Тот факт, что союзники согласились на такую проверку, ознаменовал первый шаг к сотрудничеству. Великобритания, в частности, призывала Францию более реалистично относиться к Германии и ее платежеспособности, поскольку французская политика в отношении Германии также потерпела фиаско во время оккупации Рурской области. На самом деле, прошло всего восемь лет, прежде чем на Лозаннской конференции было достигнуто соглашение о прекращении репарационных выплат Германии. Однако до тех пор вопрос о репарациях оставался одним из постоянных внутренних политических конфликтов Германии.
Летом 1923 года никто не осмелился бы предсказать не только, что Германия переживет кризис 1923 года, но и что республика только укрепится. Решающую роль в этом сыграли различные взаимосвязанные факторы и, конечно, случайность. Но, с одной стороны, внутри- и внешнеполитические угрозы подпитывали друг друга: страх перед оккупацией всей Германии французами был у правых и прежде всего в рейхсвере сильнее, чем готовность решиться на новый путч. Только ультрарадикалы из фёлькиш-союзов и особенно НСДАП были готовы пойти на такой риск и затем, возможно, вести партизанскую войну против французов. С другой стороны, угроза слева снизилась до управляемого уровня. Если Рурская война 1920 года мобилизовала десятки тысяч вооруженных рабочих, то коммунистические попытки восстания 1921 и 1923 годов уже не имели никакой военной силы. В последующие годы Коммунистическая партия была в основном занята собой и процессом внутренней сталинизации. Она вновь стала серьезным политическим фактором только после начала мирового экономического кризиса, который привел в партию миллионы безработных.
После провала мюнхенской авантюры определенное разочарование охватило и правых. То «быстрое решение», которое радикальные правые уже несколько раз пытались принять после войны, чтобы добиться «ревизии Киля и Версаля», триумфа над внутриполитическим и внешним врагом, оказалось непригодным как в 1920‑м, так и в 1923 году. В начале 1924 года ничто не предвещало ни скорого конца Веймарской республики, ни возрождения партии Гитлера, которая распалась после ноябрьского фиаско и вскоре была повсеместно запрещена.