История Германии в ХХ веке. Том I

Начало политики взаимопонимания с Францией было одним из двух основных элементов внешней политики Германии Густава Штреземана с 1923 по 1929 год. То, что урегулирования с Францией добился не социал-демократ, а председатель ННП, известный националист и приверженец аннексий, вызывало недоумение только на первый взгляд: в отличие от любого социал-демократа, Штреземан пользовался определенным доверием среди националистических сторонников жесткой линии, что давало ему большую политическую свободу действий. Штреземан был готов признать интересы безопасности своего западного соседа и стремился к международной гарантии западной границы Германии. Это означало отказ от претензий Германии на Эльзас-Лотарингию, но и от французской цели – границы по Рейну, и, учитывая роковые франко-германские отношения предыдущих пятидесяти лет, это был замечательный новый подход, который приведет к поразительному Локарнскому соглашению 1925 года.

Всего год спустя после этого первого шага Штреземан и министр иностранных дел Франции Аристид Бриан даже попытались сделать новый большой скачок: досрочная выплата репараций (что казалось возможным ввиду хорошей экономической ситуации) в обмен на досрочную эвакуацию оккупированной Рейнской области, возвращение рейху Саара и приграничной полосы Эйпен-Мальмеди, отошедшей к Бельгии. Однако час для такого далеко идущего урегулирования еще не пробил; ни правительства, ни общественность двух стран не были к этому готовы. Но успехи политики взаимопонимания не заставили себя ждать: в 1926 году Германия стала членом Лиги Наций; в 1927‑м Германия и Франция заключили торговое соглашение; в том же году закончился военный контроль союзников над Германией. Год спустя был заключен пакт Бриана – Келлога, объявляющий войну вне закона – символический акт, спустя десять лет после окончания войны. В 1929–1930 годах войска союзников освободили Рейнскую область, и план Янга установил окончательную сумму репараций и продолжительность обязательств по выплатам (112 миллиардов, 59-летний период выплат). В довершение Бриан и Штреземан даже вели переговоры о перспективах европейского объединения, которое Бриан представлял себе скорее как политический, а Штреземан – как экономический союз[46].

Учитывая противостояние двух стран в военный и послевоенный период, вряд ли кто-то мог подумать, что такой процесс будет возможен уже в 1923 году. Он убедительно опроверг любую форму детерминизма. Если такое стало возможным во франко-германских отношениях, то почему бы ему не осуществиться в других областях политики – например, во внутренней политике, несмотря на тяжелое бремя роковых послевоенных лет? С другой стороны, штреземановская политика взаимопонимания на Западе была связана с «восточной политикой», направленной не на взаимопонимание, а на пересмотр границ Германии. Это была реакция на отделение Восточной Пруссии польским «коридором» и в целом на проблему немцев, проживающих за пределами Германского рейха в странах Восточной и Юго-Восточной Европы, особенно в Польше. Здесь нашла отражение взрывоопасная проблема взаимоотношений между большинством и меньшинством населения в новых национальных государствах, обострившаяся в конфликтах за Верхнюю Силезию в 1921 году. Этот регион, населенный немцами и поляками, в котором также находилась Верхнесилезская промышленная зона, первоначально должен был быть присоединен к Польше в соответствии с версальскими положениями. После голосования территория была разделена, но это снова привело к существованию национальных меньшинств в двух регионах. В итоге конфликт вылился в вооруженные столкновения между польскими ополченцами и немецкими частями фрайкора.

Долгосрочной целью германской политики был пересмотр германо-польских границ. Но этого можно было достичь только в том случае, если польское государство оставалось политически и экономически слабым – а именно этого и добивался министр иностранных дел Германии. Хотя в Локарнских соглашениях Германия гарантировала политику применения исключительно мирных средств, гарантия границы не была предоставлена французской стороне. «Мирное решение польского пограничного вопроса, – высказался Штреземан в кулуарах, – не будет достигнуто, если экономическое и финансовое положение Польши не будет доведено до крайнего разорения и не приведет всю польскую политику в состояние бессилия». В отличие от политики в отношении Запада, здесь в переговорах не должно было быть компромиссов: «Нас может удовлетворить только неограниченное восстановление суверенитета над этими территориями»[47].