Хотя национал-социалисты получили на выборах в рейхстаг лишь чуть менее 44 процентов голосов, в последующие две недели им удалось взять под контроль все входившие в Германскую империю государства и почти все муниципалитеты. Теперь стало ясно, насколько подавляющим было впечатление от наступления коричневых батальонов на власть в стране, но также и то, какое значение придавалось насилию и запугиванию со стороны нацистских ополченцев и насколько бессильными и парализованными уже были их противники. Коммунисты были ликвидированы как политическая оппозиция уже в первые дни после пожара в Рейхстаге. Они не были готовы к организованному сопротивлению против диктатуры правого крыла, поскольку в предшествовавшие месяцы они сосредоточились в основном на борьбе против социал-демократии («социал-фашистов»), которую они, приняв позицию сталинизированной коммунистической партии Советского Союза, рассматривали как «главную опору буржуазии». Более того, почти все силы справа от СДПГ объединились в борьбе против коммунистов, и организованная попытка восстания со стороны КПГ, вероятно, привлекла бы к действию и имперские вооруженные силы.
Социал-демократия скорее укрепилась, чем ослабла благодаря достойным результатам выборов, но ее руководство было вынуждено почти бессильно наблюдать за взаимодействием правительственной политики и уличного террора. Открытое сопротивление новому режиму было бесполезным, а также противоречило политическому имиджу партии, которая придерживалась принципов законности и ненасилия. В любом случае большинство ведущих социал-демократов предполагали, что кабинет Гитлера, как и другие президентские правительства до него, провалится в течение нескольких месяцев. Это убеждение они разделяли со многими иностранными наблюдателями, и с марта 1933 года оно казалось вполне реалистичным. Что могла сделать эта кучка националистических хулиганов и дилетантов, недовольных сектантских лидеров и восторженных фанатиков, чтобы добиться того, чего ранее не удавалось ни леволиберальной, ни консервативной элите: разрешения экономического кризиса, стабилизации политической ситуации, восстановления спокойствия и доверия? Зачем в сложившихся условиях идти на вооруженное столкновение, которое невозможно выиграть с учетом существующего соотношения сил, но которое приведет к многочисленным жертвам и поставит под угрозу существование партии?[11]
Главной причиной очевидного бездействия рабочих партий, однако, был невиданный по своим масштабам террор, который теперь осуществляли отряды нацистской милиции. Только в Пруссии в марте 1933 года около 20 тысяч коммунистов были взяты «под защитный арест», не считая заключенных в лагерях штурмовиков, которые теперь появлялись повсюду. «Ни один из бойцов Рот-фронта, который „в период борьбы“ хоть раз избил штурмовика или посмотрел на него свысока, не избежал личной мести победивших коричневых», – отмечал позже Рудольф Дильс, первый после прихода нацистов к власти шеф политической полиции Берлина, рассказывая об оргии насилия в первые недели[12]
.«Борьба за уничтожение марксизма» была лозунгом, под которым даже национал-консерваторы в правительстве согласились с эскалацией террора нацистских боевиков и согласились с уничтожением конституционных гарантий. Тем не менее, учитывая жестокую силу нацистского движения, некоторые из консервативных и буржуазно-националистических союзников Гитлера начали сомневаться в том, что заложенная здесь динамика действительно столь «ограниченна», сколь они думали. Их успокоил грандиозный спектакль, устроенный 21 марта на открытии нового Рейхстага в Потсдаме. Преклонение одетого в гражданское Гитлера перед рейхспрезидентом Гинденбургом в увешенном орденами мундире, праздничное богослужение, возложение венков, органный концерт и хорал «Встаем мы на молитву» должны были, по мысли только что назначенного министром пропаганды Йозефа Геббельса символизировать объединение старых прусско-вильгельмовских традиций с новым «национальным движением». Протестантский священник Отто Дибелиус в своей проповеди на богослужении в честь праздника недвусмысленно одобрил действия национал-социалистов против своих противников: «Когда государство применяет свою власть против тех, кто подрывает основы государственного строя, против тех, прежде всего, кто едкими и подлыми словами разрушает брак, поносит веру и оплевывает смерть за отечество, – тогда пускай оно осуществляет свою власть во имя Божье. <…> Новое начало в истории государства всегда так или иначе отмечено насилием. Ибо государство – это власть. Новые решения, новые ориентиры, изменения и потрясения всегда означают победу одного над другим. А когда на карту поставлена жизнь и смерть нации, тогда государственная власть должна быть использована мощно и основательно, будь то во внешней или внутренней политике»[13]
.