Сообщения о фальсификации выборов и арестах людей, призывавших воздержаться или проголосовать против, указывали на то, как все происходило на самом деле. Тем не менее нет никаких сомнений в том, что подавляющее большинство немцев одобряло внешнеполитический курс Гитлера, в том числе и многие рабочие, о чем даже СДПГ в изгнании заявила в марте 1936 года: «Твердая позиция, занятая фюрером по вопросу об оккупации Рейнской области, в целом впечатляет. Многие убеждены, что внешнеполитические требования Германии оправданы и не могут быть проигнорированы. Последние несколько дней значительно приумножили авторитет фюрера, в том числе и среди рабочих». «Говорите против Гитлера что угодно, а все равно он настоящий мужик, – так описывал распространенное мнение другой репортер. – Такие вещи производят впечатление на обывателей, а также на некоторых рабочих и даже социалистов».
Облегченное и восхищенное одобрение было, однако, одновременно связано со вновь растущим страхом перед войной: «Во всех кругах, даже среди национал-социалистов, главной темой разговоров является угроза войны», – говорится в отчете СДПГ в изгнании из Вестфалии. Признается также связь между аннексией Рейнской области и перевооружением: «Проницательный наблюдатель заметит, что все так называемое создание рабочих мест и стимулирование экономики – это одна большая афера. Это государственные заказы, и не более того. Все это прекратится в один прекрасный день, когда не будет войны»[67]
.События марта 1936 года изменили положение Гитлера в нацистской системе правления. С каждым внешнеполитическим переворотом пропагандистская машина Геббельса, теперь работавшая виртуозно, звучала все громче; Гитлер представал как гениальный лидер, посланный судьбой, чтобы вернуть немцам хлеб и достоинство. Стилизация Гитлера как спасителя народа и отечества приобрела почти мифические масштабы и встречала горячее одобрение со стороны его последователей. Такие проявления восторга не оставили равнодушными и иностранных наблюдателей, например Дени де Ружмона, швейцарского эссеиста, очевидца выступления Гитлера во Франкфурте-на-Майне в марте 1936 года: «Сотни тысяч человек осаждают стены зала. Несколько женщин падают в обморок, их уносят, и это создает немного пространства для дыхания. Семь часов. Никто не проявляет нетерпения, никто не шутит. <…> Но вот по толпе проносится гомон, снаружи слышны звуки труб. Светильники в нижней части зала гаснут, а на потолке зала загораются стрелки, указывающие на дверь на первом ярусе. Зажигается прожектор, и на пороге появляется невысокий человек в коричневой одежде, с непокрытой головой и экстатической улыбкой. 40 тысяч человек, 40 тысяч рук поднимаются в едином движении. Человек очень медленно идет вперед, приветствуя их медленным епископским жестом среди оглушительного грома ритмичных криков „Хайль!“ <…> Они стоят выпрямившись, неподвижно, и кричат в такт, уставившись глазами в эту сияющую точку, на это лицо с экстатической улыбкой, и в темноте по их лицам бегут слезы. Внезапно все успокаивается <…>. Он энергично вытягивает руку – глаза вверх – и из зала доносится приглушенная песня о Хорсте Весселе. „Товарищи, которых застрелили Рот-фронт и реакционеры, незримо маршируют в наших рядах“ <…> Теперь то, что я испытываю, можно назвать священным ужасом. Я думал, что участвую в массовом мероприятии, в политическом митинге. Но они отправляют свой культ! И проводят литургию, великую сакральную церемонию религии, к которой я не принадлежу и которая подавляет меня. <…> Я один, а они – общность»[68]
.Повсеместная тоска по харизматическому лидеру обрела в Гитлере свой все более превозносимый объект, и почитание вождя теперь стало основополагающим элементом внутренней политики Германии. Имеются явные признаки того, что Гитлер и сам теперь был убежден в собственной непогрешимости, особенно после того, как пережил оккупацию Рейнской области. С этого момента ссылка на провидение и божественное вмешательство стала в речах и мыслях Гитлера постоянным мотивом. «Я с уверенностью сомнамбулы следую по указанному мне провидением пути», – провозгласил он перед своей восторженной аудиторией 14 марта 1936 года. А в Нюрнберге под восторженные возгласы своих приверженцев он произнес: «То, что вы нашли меня среди стольких миллионов, – это чудо нашего времени! А то, что я нашел вас, – это везение Германии!» Убежденность в том, что он действует в согласии с историей, и уверенность в том, что у него больше нет противника, который мог бы ему противостоять, подкрепляли готовность Гитлера идти на еще больший риск[69]
.