После прихода к власти национал-социалистов многие кадры рабочих партий надеялись, что после разгрома рабочих организаций им удастся сохранить солидарность рабочих, по крайней мере в жилых районах и на заводах. Но и эта надежда не оправдалась. Сплоченность рабочего класса в пролетарской социальной среде не могла быть полностью подавлена национал-социалистами, но она была деполитизирована. В то же время поражение ослабило репутацию рабочего движения, особенно КПГ, которая всего несколькими месяцами ранее предсказывала пролетарскую революцию, но теперь не была в состоянии даже защитить рабочие кварталы от рейдов Штурмовых отрядов (СА). Связи немногочисленных политических активистов с рабочими в жилых кварталах и на заводах были в значительной степени разрушены, и уже в начале 1935 года гестапо предположило, что марксистские организации больше не оказывают существенного сопротивления.
Сокращение безработицы, повышение заработной платы и улучшение условий труда оказали решающее влияние на отношение к рабочей силе. К 1935 году безработица была в основном преодолена, но с 1936 года ощущалась нехватка рабочей силы. К 1938 году экономика уже испытывала избыточное давление, а число безработных сократилось до 400 тысяч человек. Для большинства работников опыт долгосрочной стабильной работы был чем-то новым, чего они не испытывали десятилетиями. Это определяло их восприятие и оценку происходящего.
С другой стороны, из‑за замораживания цен и зарплат заработная плата была заморожена на низком уровне времен Великой депрессии. Из-за роспуска профсоюзов и упразднения института коллективных переговоров у рабочих больше не было инструментов для самостоятельного улучшения своего положения. Тем не менее реальные доходы рабочих на волне бума вооружений выросли и в отдельных отраслях достигли в 1936–1939 годах докризисного уровня, хотя и в основном за счет увеличения продолжительности рабочей недели, а не роста заработной платы.
Из-за вызванной экономическим подъемом нехватки рабочей силы оружейные компании особенно спешно набирали рабочих, и это вскоре привело к возобновлению миграции из села в город, а также от одного предприятия на другое. Поэтому власти пытались воспрепятствовать свободному перемещению рабочей силы, чтобы предотвратить переманивание и «стихийную» смену рабочих мест. Уже с 1933 года правительство милитаризировало часть рынка труда, создав Службу занятости рейха с целью ограничить мобильность рабочей силы. В ходе бума вооружений этот институт был расширен еще больше, а в феврале 1939 года уже каждый рабочий был обязан работать на определенном предприятии, как солдат – служить в своей части. Таким образом, индустриальный труд лишался своего гражданского и частного характера. Как и обязательная служба в армии, он должен был рассматриваться как «служба».
Однако в целом благоприятное экономическое развитие для рабочей силы в годы до 1939‑го часто сдерживалось дефицитом снабжения и нехваткой жилья. Рабочие, по-прежнему составлявшие примерно 60 процентов населения, также оставались социально ущемленными по сравнению с другими социальными слоями, которые больше и быстрее выигрывали от экономического подъема. Решающим фактором, однако, было сравнение с ситуацией до 1933 года, которое подчеркивало улучшения, достигнутые с тех пор[71]
.Режим компенсировал сохранявшееся, а в некоторых случаях и углублявшееся социальное неравенство усиленной пропагандой социального равенства. Создание образов «честного труженика» и «немецкого социализма» играло не меньшую роль, чем мобилизация недовольства против «реакционеров», «больших шишек» и действительно или предположительно привилегированных слоев населения, особенно евреев. Работодатель стал «фюрером фирмы», рабочие и служащие – «его последователями». Постулируемое равенство отразилось в смене названий и проведении корпоративов на предприятиях, но не затронуло реально существовавшие социальные иерархии.
И все же пропаганда равенства не осталась без эффекта. Постоянные уличные сборы на Зимнюю помощь немецкому народу, постановочные ужины политического правительства со строителями или многодетными семьями, тщательно продуманные спектакли на Первое мая, ставшее теперь «Национальным днем рабочих», когда рабочие, служащие и правительство заводов должны были вместе маршировать и после этого пить пиво – все это способствовало созданию впечатления, что при новом режиме рабочих определенно уважали и что «народная общность» была, возможно, чем-то большим чем просто нацистским лозунгом.