Однако, почти безропотно согласившись с увольнением почти трети профессоров университета по политическим и расовым причинам, профессора сделались сообщниками режима, которому они уже не могли противостоять с позиции высшего морального авторитета и независимости. Правда, из писем мы знаем, что довольно много университетских профессоров с гневом и сожалением следили за судьбой своих коллег евреев, а также социалистов или пацифистов. Но на фоне всеобщего одобрения успехов национал-социалистов в экономической и внешней политике это имело второстепенное значение.
Тем не менее существовало много возможностей узнать, как дальше будет развиваться культурная политика национал-социалистов. Остракизм и изгнание немецкой интеллектуальной элиты – от Томаса и Генриха Маннов до Альфреда Дёблина и Бертольда Брехта, Курта Тухольского, Карла фон Осецкого, Германа Броха, Альфреда Керра, Анны Зегерс, Роберта Музиля, Франца Верфеля, Карла Цукмайера, Арнольда и Стефана Цвейгов, Эриха Марии Ремарка, Эриха Кестнера, Артура Шницлера, а также таких известных университетских преподавателей, как Карл Маннгейм, Герман Хеллер, Ганс Кельзен, Вильгельм Рёпке, Йозеф Шумпетер, Эрнст Кассирер, Макс Хоркхаймер, Карл Лёвит, Карл Поппер и Пауль Тиллих, начались уже в первые недели и месяцы прихода режима к власти и достигли первого пика жестокости с сожжением книг 10 мая 1933 года. 24 лауреата Нобелевской премии были вынуждены эмигрировать, в том числе Томас Манн, Альберт Эйнштейн, Макс Борн, Фриц Хабер, Пауль Герц, Джеймс Франк, Эрвин Шредингер и Отто Штерн.
Но многие остались и примирились с режимом, как, например, Герхарт Гауптман, который упивался своим образом князя немецких поэтов; Вернер Краус, Вильгельм Фуртвенглер, Рихард Штраус – они создали новому государству культурную репутацию, которая была так важна для его принятия среди образованных средних классов. Другие перешли на сторону национал-социалистов, например самый известный философ того времени Мартин Хайдеггер или один из ведущих экспрессионистов Готфрид Бенн, который теперь красноречиво заявил в своем обращении к «народу»: «Я лично заявляю о своей поддержке нового государства, потому что в нем мой народ прокладывает себе путь <…>. Большие города, индустриализм, интеллектуализм, все тени, которые эпоха набросила на мои мысли, все силы века, с которыми я столкнулся в своем творчестве: бывают моменты, когда вся эта мучительная жизнь уходит на второй план и остается только равнина, простор, времена года, земля, простые слова – народ»[81]
.В выступлении против модернистской культуры, против авангардизма, экспрессионизма и формальных экспериментов, против социально критического и левого искусства, национал-социализм и буржуазная критика модерна нашли друг друга. «Отныне мы будем вести неустанную очистительную войну, – снова и снова заявлял Гитлер, – против последних элементов нашего культурного разложения» и против «тех „произведений искусства“, которые нельзя понять сами по себе, но которые сначала требуют пухлой инструкции, чтобы оправдать свое существование, чтобы в конце концов найти того запуганного человека, который терпеливо принимает такую глупую или наглую чепуху»[82]
. Постулаты противопоставленного этому нового немецкого искусства нашли свое выражение как в литературе, так и в живописи и архитектуре. Наряду с народным натюрмортом и прославлением крестьянского труда, стилизованными воинами и идеальными матерями, героический пафос архитектуры встречал особое одобрение. В Доме искусства в Мюнхене, в новом здании рейхсканцелярии в Берлине и, прежде всего, в комплексе для проведения партийных съездов в Нюрнберге стилизация под античный классицизм, монументальность и устрашающая эстетика сочетались с помпезной сакральностью, так же как сочетание помпезных массовых шествий с литургическими и религиозными элементами стало одной из отличительных черт саморепрезентации режима в целом.Однако ориентация на мифическое прошлое была лишь одной из культурных установок режима. Другая, более прагматичная, делала упор на преемственность и обращение к традициям. Культивировались проверенные стили, традиционный репертуар и классические формы искусства. Подавление авангардного модернизма создавало впечатление «очищения», но на самом деле формировало атмосферу скучной посредственности, не вызывающей вдохновения.