Тем временем положение германской экономики настолько обострилось из‑за экстремального курса на перевооружение, что летом 1936 года признаки кризиса стали очевидны, а в дискуссиях правительства режима о дальнейшем курсе наметились явные расхождения. Не хватало всего необходимого для продолжения или даже расширения политики вооружений: валютные резервы Рейхсбанка за это время были в основном израсходованы, а клиринговая система практически прекратила свое существование. Рейх пребывал в глубокой задолженности перед большинством стран, особенно перед Румынией, незаменимой как поставщик топлива в Германию. Кроме того, запасов сырья хватило бы еще лишь на несколько месяцев; каучук, железную руду, свинец и цинк приходилось буквально наскребать по сусекам. Помимо этого, промышленность отчаянно нуждалась в рабочих руках, а поскольку там платили гораздо лучшие деньги, чем в сельском хозяйстве, в период с 1933 по 1939 год 1,4 миллиона человек покинули свои рабочие места в сельском хозяйстве, что еще больше затруднило производство продовольствия. Сельское хозяйство Германии было как никогда далеко от самообеспечения в случае войны.
Не хватало прежде всего иностранной валюты для импорта сырья. Ее можно было получить только путем продажи германской продукции за границу, то есть за счет экспорта. Однако, если увеличить производство на экспорт, придется сократить производство вооружений. Министр экономики и глава Рейхсбанка Ялмар Шахт видел только один выход из этой сложной ситуации: девальвировать рейхсмарку, увеличить экспорт, снизить темпы перевооружения. Бургомистр Лейпцига Карл Герделер в своем меморандуме пошел еще дальше. Только девальвация и рост экспортной активности могли вернуть перегретую экономику в равновесие; однако это потребовало бы реинтеграции Германии в мировую экономику, для чего необходимо сближение с основными западными державами, прежде всего Великобританией и США. Эти предложения не предполагали ничего иного, кроме отказа от чрезмерных вооружений и изоляции от мировой экономики, то есть признания того, что экономическая политика национал-социалистов потерпела крах, поскольку динамика вооружений, которую она запустила, разрушила государственные финансы[87]
.Гитлер вывел из той же исходной ситуации другие выводы. В меморандуме, написанном в августе 1936 года, то есть во время Олимпийских игр, он объяснил цели своего режима и вытекающие из них соображения относительно будущего курса экономической политики: отправной точкой была угроза, исходящая от большевизма, которая была настолько велика и опасна, что Германия должна была как можно быстрее подготовиться к войне, если она хотела выжить. Соответственно, дальнейшее перевооружение должно было проводиться «как можно быстрее и в больших масштабах». Все остальное должно было быть подчинено этой мере; поставки сырья должны были все больше переключаться на производство немецких заменителей невзирая на затраты; продовольственное снабжение населения также должно было быть обеспечено на случай войны, а иностранную валюту необходимо было экономить. Однако в нехватке иностранной валюты были виноваты евреи, поэтому их тоже нужно привлечь к ответственности. Гитлер отказался как от увеличения экспорта, так и от сокращения вооружений.
Поэтому альтернативой системе либеральной мировой экономики для Гитлера была не другая экономическая система, а война. Расходы на усиленное перевооружение больше не имели никакого значения: они, как и сырье, должны были быть возмещены в ходе самой войны. Пока же следует обходиться суррогатами и получать необходимую иностранную валюту за счет дальнейшего сокращения личного потребления и экспроприации у евреев. Заключения Гитлера: «1. Германская армия должна быть боеспособной через четыре года. 2. Германская экономика должна быть готова к войне за четыре года»[88]
.Это решение так ускорило развитие последующих лет, что ответственные лица не могли полностью контролировать его. С появлением Управления по четырехлетнему плану был создан огромный орган, координирующий экономическую подготовку к войне. «Все меры должны приниматься так, как если бы мы находились в непосредственной военной опасности», – заявил Геринг, ставший главой Управления четырехлетнего плана и проводником экономической политики после ухода Шахта с поста министра экономики[89]
.