История Германии в ХХ веке. Том I

Однако в то же время, и не в последнюю очередь благодаря гонке вооружений, продолжала преобладать тенденция к принудительному расширению современной массовой культуры, против которой так яростно выступали с конца XIX века буржуазные поборники культурной критики: танцы и популярная музыка, оперетты и ревю находили отклик у публики, а не драма или бряцающая оружием батальная поэзия. Звуковое кино и радио все больше оказывались в центре внимания, американские фильмы привлекали массовую аудиторию, и в то же время под чутким руководством и контролем увлеченного кино министра пропаганды Геббельса снималось множество фильмов немецкого производства, в основном низкопробных развлекательных, но часто пользовавшихся большим успехом у публики[83].

Это в очередной раз выявило парадокс, который можно было наблюдать и в других областях политики нацистского режима: с одной стороны, проведение специфически национал-социалистических целей и норм, как в случае с законом о наследственных хозяйствах рейха или с фёлькиш-героическими художественными движениями. С другой стороны, продолжение тенденций индустриального модерна, еще более ускоренных экономической динамикой и принесших за собой развитие дифференцированного коммерческого культурного предложения для широких масс, что в какой-то мере полностью противоречило основной заботе критиковавших модерн фёлькиш-идеологов. Возникшая в результате напряженность все больше отличала политику и повседневную жизнь Третьего рейха, причем после начала войны даже в большей степени, чем до нее. Однако на практике можно было уживаться и с тем и с другим – в сфере культуры, например, с кроваво-почвенным романтизмом в сочетании с американскими новеллами, с впечатляющей архитектурой Шпеера по соседству с современным функционализмом промышленной архитектуры, с культом классики и поп-звездами, с фильмами о любви и шепотом рун. Решающим фактором оказалось то, что у людей сложилось впечатление, что после экстремального опыта предыдущих десятилетий они вернулись к «нормальности»: нормальности без левых, без художников-авангардистов, без классовой борьбы – и без евреев.

КУРС НА ВОЙНУ

Летом 1936 года Третий рейх пережил кульминацию своей саморепрезентации. Олимпийские игры в Берлине, как и зимние игры в Гармише до них, проводились с пышным великолепием и большими затратами. Антисемитские кампании были временно прекращены. Таблички с надписью «Евреям здесь не место» были сняты, как и витрины газеты «Штюрмер». Иностранных гостей обслуживали вежливо. Верхушка рейха устраивала пышные вечеринки: Геринг и Риббентроп на своих виллах, Геббельс на острове Пфауэнинзель для двух тысяч гостей, – что, безусловно, производило впечатление на иностранных гостей. «Боюсь, что нацисты преуспели в своей пропаганде, – отметил в своем дневнике американский журналист Уильям Ширер. – Во-первых, они организовали Игры с невиданным ранее размахом, что произвело большое впечатление на спортсменов. Во-вторых, нацисты выставили себя в очень выгодном свете перед широкой публикой, особенно крупными бизнесменами»[84]. После бурных первых лет, возможно, Гитлер и его режим все-таки поддались приручению? Означает ли космополитическое проведение Олимпийских игр возвращение возрождающейся Германии на международную арену? «Весь мир в восторге», – прокомментировал игры французский посол[85].

В действительности эта постановка служила, прежде всего, делу улучшения репутации нацистского режима за рубежом, сильно пострадавшей из‑за оккупации Рейнской области и сообщений о преследовании евреев. Но она была нацелена также и вовнутрь как празднование «народной общности» и уже достигнутых успехов, а также как компенсация за частенько все еще скудные и тяжелые условия жизни в рейхе. Экономические проблемы, возникшие в результате безудержной политики перевооружения, набирали силу и достигли кульминации осенью 1936 года. Американский журналист Уильям Ширер сообщал о «длинных очередях недовольных людей перед продуктовыми магазинами»: «Не хватает мяса и масла, фруктов и жира; взбитые сливки запрещены; мужская и женская одежда все больше делается из целлюлозы, бензин – из угля, резина – из угля и извести; рейхсмарка не подкреплена золотом или чем-то еще, даже для жизненно важного импорта»[86].