В середине 1960‑х годов население Западной Германии по-прежнему подавляющим большинством отвергало признание ГДР. Однако в прессе позиции начали меняться, и все громче звучали голоса в пользу признания границы между Одером и Нейсе и объявления воссоединения нереальным в долгосрочной перспективе. Работающий в Базеле философ Карл Ясперс пошел в этом отношении дальше всех. Он подчеркнул, что приоритет должен быть отдан не воссоединению, а свободе людей в ГДР. У немцев больше не было права на национальное единство, которое они утратили в годы диктатуры. Ясперс сомневался, «что сегодня есть какой-либо смысл в том, что имело смысл в XIX веке и когда-то означало великую возможность, растраченную с тех пор гитлеровским рейхом. Теперь, когда с этим покончено, больше не имеет смысла пропагандировать единство Германии, а имеет смысл только желать нашим соотечественникам свободы!». Тезисы Ясперса вызвали огромный, хотя и преимущественно критический отклик, в котором, в частности, отвергалась связь между нацистским прошлым и национальным государством. Однако дискуссия о принципах политики Бонна по германскому вопросу с тех пор не утихала[10]
.– За рассуждениями Брандта и Бара последовали первые шаги по вступлению в переговоры с ГДР о содействии частным лицам. К ним относятся так называемые соглашения по поводу пропусков (Passierscheinabkommen, 1963), которые позволили гражданам Западного Берлина посещать своих восточных родственников во время рождественских праздников. Было подано 1,2 миллиона заявлений; уже одно это показало всю важность принятия согласованных взаимно полезных мер. Но за это приходилось платить, поскольку каждый раунд переговоров, как бы тщательно он ни был огражден от любого подобия признания власти СЕПГ, означал именно это: частицу признания. «Стена не будет демонтирована с помощью транзитных пропусков, – предупреждал новый канцлер Людвиг Эрхард об этом «троянском коне». – С помощью таких хитростей и уловок к нам хотят протащить теорию трех государств»[11]
. Эрхард скорее рассчитывал на улучшение отношений с государствами восточного блока без признания ГДР. С 1962 года новому министру иностранных дел Шрёдеру также удалось создать торговые представительства в нескольких странах Восточной Европы, не упоминая при этом ГДР. Однако доктрина Хальштейна, согласно которой дипломатические отношения должны были быть разорваны с любым государством, признавшим ГДР, была сохранена. Благодаря экономической мощи ФРГ она в течение определенного времени была действующим рычагом для обеспечения притязаний ФРГ на «единоличное представительство».Однако в долгосрочной перспективе федеральное руководство стало уязвимее для шантажа. Это стало очевидно в мае 1965 года, когда в ответ на военную поддержку Израиля со стороны ФРГ большинство арабских государств пригрозили признать ГДР, а после признания Западной Германией Израиля фактически прервали свои отношения с ФРГ. На фоне международной тенденции к разрядке и признанию послевоенных реалий становилось все более очевидным, что ФРГ не может продолжать свою политику изоляции стран Восточного блока и ГДР. Западногерманская политика в отношении Востока и Германии топталась на месте. С 1961 года она не смогла добиться никакого прогресса. Она не добилась ни открытости на Восток, ни облегчения положения населения ГДР. Она также не смогла остановить тенденцию к международному признанию ГДР, которая была отчетливо видна не только в дипломатической сфере, но и в культуре и, прежде всего, в спорте. Ему нечего было противопоставить динамике политики разрядки, основанной на статус-кво. ХДС/ХСС, однако, не хотели и не могли решиться на новое начало.
КРИЗИС И КРИТИКА ЭПОХИ АДЕНАУЭРА