Теперь дебаты о насилии и встречном насилии усилились во многих кругах студенческого движения. С одной стороны, их подпитывало чувство бессилия перед проявлением государственной власти, но еще больше – солидарность с революционными движениями в странах третьего мира. Протесты «левых» студентов были частью глобального движения угнетенных против угнетателей, нашедшего свое острое выражение в освободительных движениях и партизанских отрядах в странах третьего мира, о котором теперь можно услышать на съездах Социалистического союза немецких студентов. «Полное отождествление с необходимостью революционного терроризма и революционной борьбы в третьем мире, – заявил Руди Дучке уже в феврале 1968 года, следуя Герберту Маркузе, – является необходимым условием для освободительной борьбы борющихся народов и развития форм сопротивления в нашей стране, которые по сути своей носят насильственный характер без этого особого аспекта, дурного аспекта ненависти и революционного террора»[36]
. Несмотря на сомнения, которые здесь можно уловить, это принесло свои плоды. В апреле 1968 года группа из берлинского СДС подожгла универмаг во Франкфурте в знак протеста против американских зажигательных бомб во Вьетнаме – это стало отправной точкой для терроризма более поздней «Фракции Красной армии». Другая группа людей, готовых применять насилие, назвала себя в честь символической даты эскалации: «Движение 2 июня». Как выяснилось позднее, но уже подозревалось в то время, эта группа, как и другие группы, получила взрывчатку и оружие от тайного агента Берлинского ведомства по защите конституции, задачей которого было преобразовать словесную готовность левых групп к насилию в реальное насилие, чтобы иметь возможность арестовать их. Ожидание насилия и готовность применить насилие форсируют друг друга – спираль преднамеренной эскалации[37].В эти недели весной 1968 года движение протеста достигло своего пика. Через несколько недель после убийства Дучке и пасхальных беспорядков, 30 мая 1968 года, бундестаг принял законы о чрезвычайном положении – вопреки массовому сопротивлению противников чрезвычайного положения, которые созвали большой митинг в Бонне. Однако за это время отдельные положения были смягчены, а требования движения против чрезвычайных ситуаций в значительной степени учтены. Кроме того, профсоюзы дистанцировались от попытки оказать прямое давление на парламентариев в Бонне и не участвовали в демонстрациях в Бонне. Вместо этого они провели свой собственный митинг в Дортмунде. Больше не было союза между профсоюзами и левым протестным движением. Были приняты чрезвычайные законы; всеобщая забастовка не состоялась. Так и не начавшаяся революция завершилась.
Как в мемуарах, так и в исследованиях идут споры о том, ознаменовал ли 1969 год конец «1968-го» или же восстание продолжилось в измененной форме. Однако казалось очевидным, что предыдущая форма протестного движения подошла к концу. Вопрос о том, каким образом его следует продолжать, вызывал много споров среди приверженцев и сочувствующих. Приход к власти социал-либеральной коалиции во главе с канцлером Вилли Брандтом удовлетворил многие интересы внепарламентской оппозиции и студенческого движения, даже если не их радикальных лидеров, как политически, так и символически. Кроме того, возможности получения прямого влияния на действия правительства казались большими, чем когда-либо прежде. Таким образом, часть сторонников протестного движения, возможно, самая большая по численности, стекалась в устоявшиеся партии, прежде всего в СДПГ, где они вскоре сформировали влиятельное новое левое крыло с «Молодыми социалистами».