История Германии в ХХ веке. Том II

Однако изначально гражданские инициативы были совершенно самостоятельным движением, независимым от Новых левых, которое с начала 1970‑х годов занималось в основном локальными специальными проблемами – например, проектами строительства дорог, нехваткой детских садов, промышленными зонами. По происхождению и облику они часто принадлежали к буржуазии, взглядов держались либеральных и не имели ничего общего с акциями левых студентов, кроме повышенного стремления к участию. С другой стороны, первое поколение студенческого движения было настроено враждебно по отношению к технике, тогда как левые утопии в большинстве своем были явно ориентированы на прогресс, в особенности на технический; здесь «новые левые» были вполне в духе старых. Поскольку современный капитализм скоро позволит работать всего несколько часов в день, поскольку современные офисные машины сделают ненужной работу секретарей, полагали они, царство необходимости скоро будет побеждено и можно будет полностью посвятить себя свержению всех сложившихся отношений. Связь с охраной окружающей среды и гражданскими инициативами возникла только в конце 1970‑х, когда ложные надежды революционного пролетариата окончательно лопнули.

Обобщающая классификация этого процесса, который варьируется от внепарламентской оппозиции, через «студенческое движение» до альтернативной среды, К-групп и терроризма, непроста из‑за его колеблющегося и противоречивого характера. С одной стороны, становится очевидным, что в конце 1950‑х и начале 1960‑х годов завершился не только этап экономической реконструкции. Тот факт, что протестные движения развивались в таких разных странах, как Франция и Западная Германия, Италия и Дания, Япония и США, Мексика и Великобритания, и наряду с национальными различиями демонстрировали многочисленные сходства и общие черты, очевидно, имеет более глубокие причины. Преодоление экономических последствий Второй мировой войны – одно из них, смягчение жесткой блоковой конфронтации – другое, смена поколений – третье. Все вместе указывает на то, что здесь завершилась фаза культурной ориентации на безопасность, власть, семью, мораль, авторитет и государство, что можно понимать как реакцию на экстремальный опыт перемен во время Второй мировой войны и в послевоенные годы. Однако возникшие политические и культурные выступы и наросты оказались настолько прочными, нелиберальные структуры настолько закрепились в соответствующей национальной специфике, что чем жестче были эти структуры, тем острее и радикальнее оказывалось ответное движение. Это является отправной точкой для процессов радикализации в протестных движениях. И здесь же кроется ответ на вопрос о противоречии между авторитарной революционной риторикой и либерализующим эффектом протестного движения.

Протестное движение в ФРГ способствовало ускорению и расширению ранее уже наметившихся изменений в сторону менее авторитарного, более либерального общества. В этом отношении оно было выражением основной общественной волны, которую можно проследить с конца 1950‑х до начала 1980‑х годов. Именно потому, что условия, против которых выступали, были настолько авторитарными и нелиберальными, дальнейшие, более радикальные шаги по их изменению казались необходимыми и оправданными. Здесь, как и почти во всех восстаниях современной эпохи, было дано начало напряжению и радикализации до окончательной неузнаваемости. Эти радикализации следует понимать как чрезмерные реакции на нехватку либерализма и современности, которые реально существовали, как перерастание в противоположную крайность. То, что это привело к особенно резким вспышкам в Западной Германии, Франции и Италии, даже к появлению радикальных левых террористических групп, не должно удивлять, учитывая антидемократические перегибы, которые здесь особенно бросаются в глаза – Гитлер, Петен, Муссолини.

Но различия также становятся заметными: в Италии и Франции классовые антагонизмы, а вместе с ними и политические разделительные линии на левых и правых были настолько выражены, что требования студентов могли сочетаться с требованиями революционных рабочих. В ФРГ, с ее традиционным корпоративизмом и менее острыми социальными расколами, не было никаких признаков этого отчасти потому, что Коммунистическая партия долгое время была запрещена, а ГДР стояла на пути идей «социализма с человеческим лицом» сильнее, чем где-либо еще.