История Германии в ХХ веке. Том II

Самым сложным оказалось совместить признание ГДР со стороны ФРГ, как бы оно ни было сформулировано, с постулатом воссоединения, закрепленным в конституции. Брандт занял четкую позицию по этому вопросу в своей правительственной декларации. Хотя он прямо говорил о «двух государствах в Германии», он подчеркнул: «Вопрос о международно-правовом признании ГДР со стороны Федерального правительства рассматриваться не будет. Даже если на территории Германии и существуют два государства, то друг для друга они не являются заграницей. Их взаимоотношения носят особый характер»[46]. И здесь советское правительство пошло навстречу западногерманской стороне. В «Письме о германском единстве» правительство Германии заявило, что положения договора не противоречат усилиям ФРГ «по достижению состояния мира в Европе, в котором германский народ при свободном самоопределении восстановит свое единство»[47]. Приняв это письмо, советская сторона, по крайней мере, признала наличие разногласий между двумя сторонами по этому вопросу. «Признание нерушимости границ без окончательного отказа от воссоединения» – такова была суть Московского договора, который в этом отношении в решающих пунктах предрешил последующие соглашения[48]. И следовательно, бундестаг не утверждал германо-советский договор до тех пор, пока не были завершены соглашения с Польшей и ГДР, а также переговоры в Берлине.

Уже на переговорах с Польшей оказалось, что эти предварительные условия имеют далеко идущие последствия. Признание границы по Одеру и Нейсе, самая важная цель польской стороны, не вызвало разногласий у федерального правительства, несмотря на все протесты ассоциаций перемещенных лиц и правого крыла ХДС/ХСС против «отказа» и «предательства». Однако польская сторона хотела, чтобы это признание было гарантировано как обязательное даже для воссоединенной Германии. Правительство Германии, однако, отказалось: оно не могло сделать такое заявление, во-первых, из‑за оговорки о четырех державах для всей Германии, а во-вторых, потому что оно не могло говорить от имени всей Германии. Тем не менее договор был заключен, но разногласия не были полностью устранены. Двадцать лет спустя, во время переговоров «два плюс четыре» весной 1990 года, эта проблема вновь приобрела острый характер, когда канцлер Германии Коль был готов согласиться на признание границы по Одеру и Нейсе объединенной Германией только под давлением западных держав.

Однако самым ярким моментом поездки Вилли Брандта в Варшаву для подписания договора 7 декабря 1970 года стало его коленопреклонение перед памятником погибшим во время восстания в Варшавском гетто в 1943 году – молчаливый жест смирения, который, как никакой другой, был воспринят во всем мире как признание вины Германии и мольба о прощении. Коленопреклонение Брандта также привлекло большое внимание в Польше. Но эхо не было исключительно положительным, потому что Брандт преклонил колени перед памятником польским евреям, а не перед памятником Варшавскому восстанию 1944 года. При таком прочтении признание Брандтом своей вины относилось к убийству евреев, а не к более чем двум миллионам поляков-неевреев, погибших под германской оккупацией. Это вызвало критику[49]. Отношения между ФРГ и Польшей оставались сложными даже после заключения германо-польского договора. Например, польское правительство изначально не хотело разрешить немцам, проживающим в их стране, выехать в ФРГ, что, собственно, и ожидалось в качестве польского контрпредложения за признание границы. Недоверие поляков к немцам не рассеялось и сохранилось после падения коммунистического режима в 1990 году.