История Германии в ХХ веке. Том II

В правовых реформах наиболее четко прослеживалась преемственность предыдущему правительству. Уголовное право, включая совокупность уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за половое преступление, было еще более либерализовано; в брачном и семейном праве был еще более расширен принцип гендерного равенства; в бракоразводном праве принцип развода заменил устаревшие представления о виновности одного или другого супруга[57]. В социальной политике, с другой стороны, речь шла не столько о новых концепциях, сколько о расширении пособий. Осенью 1972 года, во время избирательной кампании в бундестаг, был принят закон о пенсионной реформе. Он предусматривал комплексное улучшение пособий и введение гибкого пенсионного возраста – на основе модельных расчетов, которые предсказывали профицит пенсионного фонда в размере почти 200 миллиардов марок в течение следующих 15 лет благодаря предполагаемому устойчивому экономическому росту. «Повышение пенсий и гибкий пенсионный возраст, – заметил Гельмут Шмидт на партийном съезде СДПГ в 1972 году, – основаны на предположении, что в ближайшие 10, в ближайшие 20 лет будет проводиться социал-демократическая политика полной занятости и что все активные работники будут также платить взносы на социальное страхование, как и работодатели. А ведь именно это и произойдет». Учитывая такую уверенность, неудивительно, что период правления Брандта – Шееля стал «фазой наибольшего ускорения расширения государства всеобщего благосостояния»[58]. Увеличение социального бюджета в среднем составляло 9,5 процента в год в период с 1961 по 1969 год и 14 процентов в период с 1970 по 1975 год. За эти годы социальные расходы выросли с 174,7 до 334,1 миллиарда марок, а доля социальных расходов в валовом национальном продукте увеличилась с 25,5 до 33,4 процента[59].

Но и совершенно новые области теперь стали предметом политического проектирования и компетенцией государственного управления – была принята программа территориального планирования всей республики, которая должна была способствовать созданию единых условий жизни в стране и которая предполагала длительное вмешательство во внешнее обустройство, прежде всего, сельских регионов. Закон о содействии городскому строительству упростил муниципалитетам санацию обветшалых городских районов (и ввел участие граждан, которых это коснулось); однако он также создал основу для масштабного разрушения выросших центров городов. Совершенно новым было понятие окружающей среды как предмета систематической политики правительства. Первые законы и «Экстренная программа защиты окружающей среды» очертили область политики, важность которой в то время едва ли была признана общественностью. Однако пионером в этой области была СвДП, которая в своих «Фрайбургских тезисах» 1971 года уже требовала основного права «на достойное существование» и защиты государством естественных основ жизни. Однако первоначально экологическая политика не имела широкого влияния[60].

Большинство этих реформ было поддержано оппозицией с некоторыми различиями в деталях. Основные споры по поводу политики реформ происходили в других сферах, особенно в области образования, абортов и участия в принятии решений. В образовательной политике до конца 1960‑х годов существовал широкий консенсус относительно необходимости повышения стандартов образования, выравнивания социального, гендерного и конфессионального неравенства и расширения университетов и колледжей. С 1965 по 1973 год расходы федерального правительства, правительств земель и общин на образование увеличились почти в три раза – с 15,7 миллиарда марок до почти 45 миллиардов марок. Министры образования и культуры земель также согласовали новую структуру старшей ступени гимназии, в соответствии с которой обучение с 11‑го по 13‑й класс гимназии теперь проводилось не в классах, а на курсах семинарского типа. Однако, когда к власти пришла социал-либеральная коалиция, консенсус по вопросам образовательной политики начал распадаться. В связи со значительным увеличением числа выпускников и студентов средних школ многие родители, особенно из среднего класса, беспокоились об уровне образования в гимназиях и университетах, а также об эксклюзивности статуса выпускников. Реорганизация гимназии, например, означала также прощание с обязательным характером неогуманистического образовательного канона времен около 1900 года и, таким образом, с символом буржуазного отличия. Несмотря на все политические потрясения и модернизационную динамику века, знание того, что такое ablativus absolutus, всегда оставалось отличительным признаком образованных людей. Однако теперь это отпало, поскольку для социал-демократов образовательная политика была в первую очередь инструментом для улучшения социального равенства возможностей. «Равенство» против «достижений» – так можно обозначить первые линии ожесточенных споров о политике в области образования.