Однако в лозунге «Германия – образцовая страна», который СДПГ сделала своим предвыборным лозунгом четыре года спустя, стало ясно, что критической точкой отсчета было не наследие национал-социализма, а нечто большее. Сложившийся в ФРГ ансамбль из экономического роста, социальной политики, либеральных правовых реформ, культурной открытости, восточно-политического соглашения и европейской интеграции, рассматривался скорее как убедительный ответ на те проблемы, которые сотрясали Германию и индустриальный мир с начала века. В этом заключалась перспектива лозунга «Германия – образцовая страна» и заложенного в нем видения будущего, и это касалось не только ФРГ, как отметил Гельмут Шмидт: «Многое из нашей совместной работы по восстановлению является образцовым. Возможно, даже может служить примером для других»[67]
. Национальный и социальный вопрос, споры о политическом и экономическом устройстве, о культурной ориентации и внешних конфликтах в Европе – все это казалось решенным. Продолжавшаяся десятилетиями борьба за надлежащий порядок в индустриальном мире – казалось, была завершена.Часть пятая: 1973–2000 годы
17. КРИЗИС И СТРУКТУРНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ
КОНЕЦ БРЕТТОН-ВУДСКОЙ СИСТЕМЫ И ПЕРВЫЙ НЕФТЯНОЙ КРИЗИС
Прошло меньше года, прежде чем прогрессивная эйфория 1972 года превратилась в сомнения и ощущение кризиса. После двадцати лет роста и процветания, впервые за послевоенный период, во всех странах Западной Европы, включая ФРГ, начался затяжной экономический кризис. Он изменил не только экономическое и социальное положение республики, но и культуру, стиль жизни и даже внешнеполитический курс страны. В то же время идея всеобъемлющего политического контроля над экономикой оказалась иллюзией. Ни о каком активном, даже «научно обоснованном» управлении национальной экономикой речи уже не шло. Вместо этого политика была вынуждена реагировать краткосрочным кризисным управлением на события, которых она не ожидала и на которые не было ответов в богатом опыте последних восьмидесяти лет.
Эта ситуация ассоциируется в первую очередь с разрушительными последствиями двух «нефтяных кризисов» 1973–1975 и 1980–1982 годов. Но на самом деле это был кризисный процесс трансформации, происходивший в несколько этапов примерно в течение десяти лет, который имел разнообразные причины и последствия – напряженное «сосуществование различных скоростей и направлений развития», которые «далеко не во всех случаях были взаимозависимыми или обусловлены причинно-следственно»[1]
. Они диктовались внутренними политическими и экономическими факторами, но в гораздо большей степени формировались под влиянием постоянно растущей экономической взаимозависимости промышленно развитых стран, особенно Европейского сообщества, краха мировой валютной системы, кризиса цен на энергоносители, появления новых акторов на мировом рынке и долгосрочных и далеко идущих структурных изменений в экономике стран Западной Европы и Северной Америки.Основой для планирования внутреннего экономического развития на ближайшие годы стал прогноз Карла Шиллера о росте примерно на четыре процента. Он был основан на экстраполяции тенденций последних двадцати лет. Действительно после преодоления кратковременной рецессии 1966–1967 годов западногерманская экономика переживала такой бум, какого не было с конца 1950‑х годов: между 1968 и 1973 годами внутренний валовый продукт рос в среднем на 5,1 процента в год. В реальных цифрах он составил 918,8 миллиарда немецких марок в 1973 году, что почти в четыре раза больше, чем в 1959 году, а уровень безработицы составлял менее процента. Однако этот подъем был связан и с проблемами. Например, с 1970 по 1973 год цены выросли с 3,7 до 6,9 процента – политически взрывоопасная цифра в стране травмированных инфляцией немцев. Кроме того, серьезной проблемой стала нехватка рабочей силы. Однако на фоне блестящих экономических данных эти задачи казались вполне решаемыми[2]
.