История Германии в ХХ веке. Том II

В своей правительственной декларации от октября 1982 года канцлер Коль назвал политику в отношении иностранцев одним из четырех приоритетов своего президентского срока, наряду с созданием новых рабочих мест, социальной политикой, внешней политикой и политикой безопасности. Одно только это видное место иллюстрирует изменение важности этого вопроса в обществе и в политике за предыдущие годы. «Каждая партия в Бонне, – писала пресса о результатах соответствующего демоскопического опроса, – рискует вступить в конфликт со многими сторонниками, если снимет проблему иностранцев и выберет курс, который, помимо предотвращения дальнейшего притока, направлен на необходимую интеграцию значительной части нынешних гастарбайтеров»[33]. Очевидно, что в этом вопросе можно было выиграть и проиграть. Для того чтобы перенять эти настроения, ХДС/ХСС, в частности, попытались отреагировать на критическое отношение к иностранцам среди населения и политически занять до сих пор довольно второстепенный вопрос. Но социал-демократы также столкнулись с растущим давлением со стороны части своей собственной партийной базы по вопросу об иностранцах.

Под заголовком «Германия – не страна иммиграции» федеральное правительство определило три приоритетные цели: «интеграция» проживающих здесь иностранцев, поощрение в них желания вернуться в свои страны и предотвращение дальнейшей иммиграции[34]. Однако не было ни эффективной концепции «интеграции», ни более точных целей. Неясно даже, что под этим подразумевается. Это было сделано для облегчения натурализации? Следует ли отправлять иностранных детей в обычные немецкие школы? Если это было сделано, то это противоречило варианту возвращения. Если дети обучаются в отдельных классах на родном языке, это противоречит всем целям интеграции.

Но резкое сокращение числа иностранцев, проживающих в стране, как вскоре выяснилось, также было трудно осуществимо. Ограничение притока иностранцев путем сокращения числа присоединяющихся к ним членов семьи противоречит особой защите семьи, закрепленной в Основном законе. Кроме того, в результате соглашений Европейского сообщества ограничения в отношении иностранцев из ЕЭС, таких как итальянцы, а с 1986 года также испанцы и португальцы, были уже практически невозможны. Однако за это время проживание иностранцев, не являющихся членами ЕЭС, также было поставлено на более прочную правовую основу, так что их приобретенные права не могли просто игнорироваться. Тем не менее дискуссия все больше сосредотачивалась на самой большой группе иностранцев, не входящих в ЕС, – турках.

Чтобы хоть как-то уменьшить количество проживающих здесь иностранцев, им предложили премию в размере от десяти до пятнадцати тысяч марок на семью, если они досрочно покинут страну. Таким образом, число иностранцев в ФРГ должно было сократиться с 4,6 до 2–3 миллионов человек в течение шести лет. Однако на самом деле в результате действия закона о возвращении на родину вернулось лишь около 300 тысяч иностранцев – лишь немного больше, чем в предыдущие годы, так что эффект от этой меры статистика едва ли подтверждала. Таким образом, эта масштабная попытка убедить живущих здесь иностранцев вернуться не удалась. Предположение о том, что иностранцы, особенно турки, все еще считают свое пребывание в Германии временным и при наличии соответствующих стимулов массово вернутся обратно, оказалось неверным. В 1984 году 83 процента турок в Берлине уже не знали, хотят ли они вернуться в Турцию и когда[35].

С разрастанием экономического кризиса с 1980 года усилилась и политическая агитация против турок, поскольку они были особенно чужими, не хотели и не могли интегрироваться. Это были точно такие же обвинения, которые пятнадцатью годами ранее были выдвинуты против итальянцев и югославов. Нынешние дебаты характеризовались еще большей агрессией, особенно в социальных горячих точках больших городов, где происходили прямые столкновения мигрантов и местных жителей. Агитация против иностранцев все больше становилась основным политическим направлением организованного правого радикализма, который, таким образом, также встречал большее приятие у части населения, чем приглушенное одобрение нацистского режима в годы и десятилетия до этого.

Кроме того, ислам играет все большую роль в этих дебатах после иранской революции 1979 года. Хотя было известно, что более 80 процентов турок, живущих в ФРГ, отвергают исламский фундаментализм, а также политический радикализм левого или правого толка, мысли о чуждых цивилизации коранических школах подогревали страх перед исламизацией и правлением «ходжи» и давали новую подпитку опасениям, что иранские условия вскоре возобладают в Турции и, таким образом, косвенно в ФРГ. Конечно, в Турции не возник режим муллы, и антидемократические «Братья-мусульмане» не приобрели сколько-нибудь заметного влияния в турецкой колонии ФРГ. Но благоразумным силам становилось все труднее одержать верх в этой паутине ксенофобии, страхов и эссенциалистской критики культуры[36].