Читаем История Германии в ХХ веке. Том II полностью

Эта констелляция экономических расчетов и культурных тревог теперь отражалась во все более противоречивой политике. С одной стороны, было очевидно, что большинство иностранцев останутся в Германии на постоянное место жительства. Однако, чтобы не потерять одобрение среди собственного населения и электората, основная политика в отношении иностранцев не была изменена. Вместо этого по-прежнему подчеркивалось, что Германия не является страной иммиграции, что иностранцы приезжают сюда только на временную работу и что большинство из них рано или поздно вернутся в свои страны. Это противоречие между реальностью и политическими заявлениями стало важнейшей причиной обострения споров по вопросу об иностранцах в ФРГ.

С 1980‑х годов здесь наложились друг на друга два события: фаза внутриевропейского обмена рабочей силой, символом которого в ФРГ были «гастарбайтеры», подошла к концу; экономическое развитие западноевропейских и южноевропейских государств сближается. В то же время массовые миграции в третьем мире, вызванные бедностью и гражданскими войнами, которые традиционно были более регионально ориентированными, в начале 1980‑х годов стали перерастать в надрегиональные и транснациональные миграционные процессы[37]. Поэтому во всех странах Западной Европы увеличилась иммиграция из отдаленных регионов. В ФРГ это выразилось, прежде всего, в увеличении числа лиц, ищущих убежища. До середины 1970‑х годов число просителей убежища всегда было менее десяти тысяч человек в год и в основном относилось к политическим беженцам из коммунистического Восточного блока. Однако в 1980 году более ста тысяч человек попросили убежища в Западной Германии, среди них было особенно много турок из‑за военного переворота в Турции. С середины 1980‑х годов число лиц, ищущих убежища, снова резко возросло. Однако подавляющее большинство просителей убежища прибывало уже не из Турции или Черной Африки и Азии, как часто предполагалось, а из Восточно-Центральной Европы: из примерно ста тысяч просителей убежища в 1988 году более половины прибыли из Польши и Югославии, разоренных гражданской войной[38].

Общий масштаб этого иммиграционного движения был не больше, чем масштаб воссоединения семей после прекращения набора иностранцев. Но и в этом случае последствия новых миграционных потоков ощутили на себе прежде всего социально слабые слои населения. Конкуренция за рабочие места, жилье и социальные льготы, а также раздражение, вызванное новой степенью чужеродности в привычном окружении, определили все более агрессивную реакцию на приток иностранцев и просителей убежища в ФРГ. С середины 1980‑х годов это переросло в конфронтационные дебаты о политике предоставления убежища, которые превратились в один из самых ожесточенных внутренних политических споров в истории ФРГ с далеко идущими политическими и социальными последствиями.

Чтобы сократить число просителей убежища, власти ускорили процедуры, ужесточили критерии признания права на убежище, усложнили въезд в ФРГ и значительно ухудшили условия жизни просителей убежища. Ни одна из этих мер не оказалась успешной. Наконец, просителей убежища отправляли в коллективные лагеря. В то же время им было запрещено работать, чтобы предотвратить «тихую интеграцию». Таким образом, просители убежища, которые часто были вынуждены простаивать годами, были представлены немецкой общественности как бездельники и тунеядцы, а высокий процент отказов, особенно по сравнению с беженцами гражданской войны, вскоре стал рассматриваться как доказательство убежденности в том, что это были «экономические просители убежища», которые на самом деле не подвергались политическим преследованиям и приехали в Германию исключительно по социальным причинам. В принципе, это, наверное, совсем не плохо, потому что политические потрясения на родине, будь то в Ливане, Югославии или Польше, находившейся на военном положении, обычно сопровождались резким ухудшением материальных условий. Возмущение и гнев по поводу «просителей убежища» вскоре охватили ФРГ. Для многих немцев «политика предоставления убежища» стала символом гнева по поводу иммиграции в целом, предполагаемого привилегированного положения других и социального дисбаланса после экономического кризиса и глобализации в целом, который во многих случаях сдерживался до этого момента.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука