Нет сомнений в том, что гражданские инициативы выразили возросшие притязания на участие в отношении государства и политики, хотя нельзя не отметить, что зачастую только отдельные интересы пытались заявить о себе в противовес интересам широкой общественности. Но в целом эти низовые движения означали значительный рост демократической легитимности политической системы ФРГ, которая быстро и устойчиво восприняла такие инициативы, хотя попытки традиционных партий присоединиться к движению гражданских инициатив в том или ином месте обычно не были очень успешными[47]
.В то же время протестные движения характеризовались той своеобразной смесью политической «прогрессивности» и культурного пессимизма, которую иногда трудно понять на расстоянии. Здесь все было связано со всем остальным: капитализм и уничтожение природы, империализм и низовая демократия, коммунизм и ядерная экономика, сохранение воды и божественный порядок. Среди активистов в «деревнях хижин» в Горлебене или во Франкфуртском лесу во время протестов против «Взлетной полосы Запада» радикально-демократические мотивы были столь же узнаваемы, как и общинные идиллии, жаргон радикальных левых или аграрный романтизм. Связь с новым движением пострелигиозных последователей «Нью-Эйдж» также была очевидна, отмечая растущее стремление к духовности и трансцендентности, в то время как христианские церкви продолжали терять своих прихожан и влияние[48]
.Это была одна сторона гражданского протеста. Другую сторону можно наблюдать в почти военных маршах демонстрантов и полиции на строительных площадках атомных станций в Брокдорфе, Калькаре, Горлебене и Ваккерсдорфе или в ожесточенных столкновениях по поводу расширения Франкфуртского аэропорта. Здесь стало очевидным глубокое, даже враждебное отчуждение между той частью молодежи, которую можно было причислить к «новым левым», и западногерманским государством. Это отчуждение также нашло свое выражение в бунте молодежи, например в Гамбурге и Берлине, которые протестовали против перепланировки старых районов застройки в городах и иногда встречали сочувствие со стороны населения своими эффектными сквотами. Однако на своих задворках левое протестное движение этих лет также имело точки соприкосновения с третьим поколением террористов «Фракции Красной армии» (РАФ). В период с 1985 по 1991 год РАФ совершила множество нападений, жертвами которых стали два американских солдата, руководители промышленных предприятий Эрнст Циммерман и Хайнц Бекуртс и его водитель, глава одного из управлений МИД ФРГ Герольд фон Браунмюль, пресс-секретарь правления «Дойче банк» Альфред Херрхаузен и глава Попечительского ведомства по приватизации и управлению государственным имуществом Детлев Роведдер[49]
.Противоречивая смесь идеализма и воинственности, экологического сознания и критики современности, характерная для протестной среды 1980‑х годов, была реакцией на многочисленные, иногда противоречивые события: на распад традиционной социокультурной среды, на принудительную индивидуализацию или на возросшие требования участия со стороны государства и администрации. Но это была также реакция на прогрессирующую модернизацию городов, страх перед экологической катастрофой, новый «постфордистский» мир труда и отчуждение все большего числа мигрантов от общества большинства. Поэтому гражданские инициативы и альтернативные движения протеста были не какими иными, как коллективными или однородно структурированными. Напротив, в своей политической противоречивости и культурном изобилии они предлагали именно подходящее экспериментальное пространство для плюрализма и индивидуализма.