История Германии в ХХ веке. Том II

Это нашло отражение, прежде всего, в сфере культуры, которая подхватила и укрепила подобные разработки. В изобразительном искусстве, театре и кино традиционные формы часто красочно смешивались, переформатировались в цитаты и комбинировались друг с другом. В архитектуре и градостроительстве критика функционализма и традиций Баухауса звучала и раньше, но теперь новые концепции начали утверждаться на практике. Новая Государственная галерея в Штутгарте или новые музеи во Франкфурте сочетают классические стилистические элементы с формальными элементами поп-музыки и разнообразными историческими заимствованиями. Против сноса выросших городских структур и сегрегации функциональных зон проживания, работы, досуга пропагандировались концепции плюрализации и смешения способов использования города, а также включения исторических структур и, прежде всего, стабильных ценностей. «Историческая базовая структура города должна стать основой городского развития как константа», – таково было новаторское заявление сената Западного Берлина еще в 1978 году. «При строительстве города следует учитывать исторические следы и сохранять существующие здания»[50]. Таким образом, с этого момента старые ядра центров городов больше не подлежали сносу, а восстанавливались. Дома в вильгельмовском стиле, ставшие объектом градостроительного фурора в 1960‑х годах, были заново открыты новым средним классом как предпочтительные места для жизни – и во многих случаях новые буржуазные центры возникли из занятых старых кварталов городов, которые таким образом были спасены от сноса. То, что уже наблюдалось в США в течение двадцати или более лет, теперь развивалось и здесь: захудалые кварталы внутри города с ветхим, но дешевым жильем были заняты студентами, иностранцами, бросившими учебу, и художниками. Красочная и творческая жизнь, которая развивалась здесь, вскоре привлекла состоятельные классы, и в течение нескольких лет некогда неприглядные районы Оттенсен, Кройцберг, Лехель или Остерторфиртель стали привилегированными районами с быстро растущей стоимостью жилья – пока иностранцы, студенты и художники не перегруппировались в другие места, и цикл начался заново: «джентрификация». Нигде взаимодействие между социальными меньшинствами, культурным авангардом и рынком не было столь очевидным, как здесь.

Международная строительная выставка в Берлине даже включила в свою концепцию протест против самой себя. Здесь в сотрудничестве с группами самопомощи планировались новые формы городского переустройства, ориентированные на граждан. Радикальный плюрализм заменил единство формы и функции. Развернувшийся здесь постмодернизм с его игривым, коллажным подходом к традициям и функциям не только встретил противодействие консервативных культурных критиков, которые видели в нем прежде всего упадок и разложение. Она также вызвала критику со стороны левых, которые хотели видеть в ней культурное выражение «духовно-нравственного поворота» Гельмута Коля. Но оба варианта оказались ошибочными. Новые культурные тенденции, утвердившиеся в 1980‑х годах, характеризовались не столько политической функциональностью и единообразием, сколько циклом инноваций, интеграции, коммерциализации, новых подходов со стороны аутсайдеров, также их интеграции, повторной коммерциализации и т. д.[51]

Здесь стало видно, что протестное движение – в отличие от 1960‑х, когда бунт молодых встречал решительную защиту старших поколений, ориентированных на общепринятую мораль и образ жизни, – больше не встречало таких закрытых оборонительных формаций. Вместо этого она была интегрирована и вскоре стала частью политического и культурного разнообразия культуры большинства, которая, казалось, была готова принять любое критическое отношение, любое радикальное контрпредложение как жизнеутверждающий элемент. Таким образом, сам критический жест стал отличительной чертой мейнстрима, а стремление к различию – доминирующей установкой. Реальное значение политической культуры 1980‑х годов заключается в этом процессе изменений, который содержал как процесс ассимиляции и присвоения диссидента, так и глубокую плюрализацию самой культуры большинства.