История Германии в ХХ веке. Том II

Эссе Зюскинда привлекло большое внимание, как неодобрительное, так и одобрительное. Это, несомненно, отразило недоумение многих граждан Германии по поводу скорости событий и решений, тем более что их не спросили, хотят ли они единства и валютного союза и готовы ли они нести расходы, которые лягут преимущественно на них. Хотя опросы общественного мнения постоянно свидетельствовали о растущем одобрении процесса объединения, не было проведено ни референдума, ни объяснения ожидаемого бремени. Многие разделяли и опасения Зюскинда, что воссоединение приведет к откату в прошлое по всей Германии: граждане ГДР, как отмечалось, были социализированы в политически авторитарном духе, и в объединенном государстве демократические и культурные завоевания предыдущих лет, достигнутые в Западной Германии, также окажутся под угрозой, а то и будут свернуты. «Граждане ФРГ, – сказал, например, Юрген Хабермас после объявления об экономическом и валютном союзе, – выработали ненационалистическое самосознание и трезвый взгляд на то, какие денежные, потребительские выгоды вытекают из политического процесса для каждого человека», и этот постнациональный настрой будет поставлен на карту в случае воссоединения, равно как и мультикультурное общество, путь в Европу и достижения фундаментальной либерализации западногерманского общества за предыдущие двадцать лет[40]. Но имели ли западные немцы право игнорировать волю граждан ГДР к единству, после того как тем пришлось гораздо тяжелее переносить последствия войны? Уровень жизни в Западной Германии в 1989 году был примерно в четыре раза выше, чем в Восточной, и никто не может утверждать, что в этом было виновато население ГДР. Западные немцы к концу послевоенного периода оказались в выигрыше, а граждане ГДР – в проигрыше. Более того, как отмечал, например, историк Генрих Август Винклер, «у западных немцев не было моральной легитимности, чтобы осуждать национальную солидарность с немцами в ГДР». Для западных немцев односторонний выход из общей нации означал бы также, что они не хотят разделять общую ответственность за последствия войны. Это был сильный аргумент в такой стране, как Западная Германия, которая рассматривала свою критическую конфронтацию с нацистским прошлым как один из важнейших элементов своей идентичности и как доказательство своего демократического очищения[41].

ДИПЛОМАТИЯ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

После выборов в марте 1990 года был достигнут внутриполитический прорыв к единству. В ГДР было сформировано правительство Большой коалиции во главе с восточногерманским политиком Лотаром де Мезьером, чьей самой главной и в конечном счете единственной задачей было создание правовых условий для воссоединения. Однако внешнеполитическая ситуация все еще оставалась неясной. Не позднее середины января 1990 года западноевропейские страны в принципе свыклись с идеей объединения Германии. Однако от Советского Союза по-прежнему ожидали, иногда более громко, иногда более тихо, что он наложит вето на воссоединение и, прежде всего, на вступление в НАТО всей Германии, которое США сделали предварительным условием для своего одобрения. Поворот СССР от неприятия идеи воссоединения Германии к согласию даже на ее вступление в НАТО произошел за период с января по июль 1990 года в ходе множества переговоров, конференций и соглашений. Это был не линейный процесс, а марафон переговоров, характеризующийся многочисленными противоречиями, уступками и отступлениями, который можно разделить на три этапа.