– Изменение позиции Горбачева по вопросу о членстве объединенной Германии в НАТО произошло в период с марта по июнь 1990 года. Советское правительство рассматривало свое согласие на воссоединение Германии и переговоры в формате «два плюс четыре» как максимально возможную уступку, но категорически отвергло расширение НАТО до польской границы – по военно-политическим причинам, а также из соображений заботы о советском населении, которое восприняло бы расширение НАТО на территорию ГДР как признание поражения СССР в холодной войне. Однако весной 1990 года внутриполитический кризис в Советском Союзе достиг такой остроты, что эта позиция, наконец, начала ослабевать. Все экономические показатели – промышленное производство и инвестиции, а также производительность и внешняя торговля – демонстрировали спад. Проблемы во многих регионах теперь были даже с молоком и мясом; согласно официальной потребительской статистике, 1000 из 1300 товаров повседневного спроса были недоступны. С прекращением поставок в государственные магазины расширился черный рынок. И без того широко распространенная бедность стала еще более вопиющей и к тому же публично заметной. В украинском Донецком угольном бассейне более полумиллиона шахтеров объявили забастовку. Тем временем политику реформ Горбачева во многих местах называли «Катастройкой»[46]
. Однако в советском правительстве были разногласия по поводу экономической политики. Радикальные реформаторы представили программы немедленного преобразования государственной экономики в рыночную. Другие концепции выступают за медленный переход. В частности, спорным был вопрос о том, следует ли разрешить частную собственность на землю. В то же время стремление к региональной и национальной автономии продолжало набирать силу. В марте 1990 года Литва объявила о своей независимости, вскоре после этого Эстония, затем Латвия. «Государство распадается, – заметил в те дни один из советников Горбачева. – Никакого обновления не предвидится. По моим последним наблюдениям, даже Горбачев уже не верит, что „процессы“ можно контролировать»[47]. Угроза распада Советского Союза снова призвала на помощь военных и консервативные силы, которые, хотя и были в меньшинстве в партии, были настолько сильны, что слухи о предстоящем военном перевороте постоянно возобновлялись. Поэтому московское правительство жестко отреагировало на события в Литве; оно провело маневры, направило подразделения КГБ и ввело экономические санкции. Непримиримость, продемонстрированная внутри страны, немедленно вызвала проблемы извне: в США сразу же стали обсуждаться контрмеры, а сенат США принял решение пока не оказывать Советскому Союзу экономическую помощь. В этой запутанной ситуации советское правительство должно было принять решение о членстве Германии в НАТО. О нейтрализации Германии, как это неоднократно предлагалось советской стороной, хотя и без особого акцента, для западных держав не могло быть и речи. Нейтральная Германия, по мнению правительства США, уже представляла бы собой фактор беспорядков в Европе из‑за своих размеров и экономической мощи. Членство Германии в НАТО, с другой стороны, помогло бы как стабилизировать Германию, так и успокоить ее европейских соседей. Тем не менее советская сторона продолжала категорически отвергать такую возможность. Движение к этому вопросу вновь было вызвано фатальными экономическими событиями в Советском Союзе, который срочно нуждался в финансовой помощи для преодоления острого кризиса весной 1990 года. В начале мая министр иностранных дел Шеварднадзе впервые обратился к канцлеру Западной Германии с просьбой о предоставлении более крупного кредита; Советский Союз испытывал дефицит ликвидности в размере порядка двадцати миллиардов марок. Более того, подавляющая часть советского внешнего долга в размере около двадцати трех миллиардов марок относилась к Западной Германии, что еще больше подчеркивало центральную роль Бонна в этом вопросе. Как и в январе, Коль увидел здесь возможность добиться политических уступок финансовыми средствами, поскольку Советы «вряд ли будут придерживаться конфронтационного курса в вопросе НАТО и в то же время надеяться на финансовую поддержку». Тогда германская сторона сделала предложение о краткосрочном кредите в размере пяти миллиардов марок, прекрасно понимая, что эти деньги могут быть потеряны. «Такая поддержка, – говорилось в обращении к Советам, – должна, однако, пониматься как часть общего пакета, призванного способствовать решению германского вопроса»[48]. Прорыв, однако, не был достигнут до визита Горбачева в США 31 мая. После того как советская сторона вначале продемонстрировала неуступчивость и по вопросу НАТО, в конце произошел совершенно неожиданный, драматический поворот, когда американский президент переспросил: «Согласно Заключительному акту СБСЕ, все государства будут иметь право свободно выбирать членство в альянсе. Поэтому Германии также должно быть позволено самой решать, к какому альянсу она хочет присоединиться. Конечно, это было бы правильно?» К изумлению американцев и ужасу советской делегации, Горбачев согласился: они договорились «предоставить объединенной Германии самой решать, к какому альянсу она хочет принадлежать». Это, несомненно, противоречило всем позициям, которые ранее занимало советское правительство, и прошло несколько минут, прежде чем вовлеченные лица поняли, что здесь произошло: обещание Советского Союза о том, что объединенная Германия может войти в НАТО. Долгое время высказывались предположения о том, что могло побудить Горбачева взять на себя такое обязательство самостоятельно и в отступление от линии, ранее проводившейся в Москве. Здесь, очевидно, сыграли роль несколько факторов: во-первых, возможно, американский президент, говоря о неоднократном утверждении Горбачевым права на самоопределение, «поймал его на слове»[49]. Во-вторых, жесткая позиция по этому вопросу привела бы к ухудшению отношений Советского Союза с Западом, не только с США, но и с ФРГ, чего советская сторона хотела избежать любой ценой, учитывая текущую экономическую ситуацию. В-третьих, однако, уступка Горбачева также показала слабую переговорную позицию, в которой оказался СССР в эти месяцы, когда провал реформ, экономические трудности, внутриполитические беспорядки и сепаратистские устремления на окраинах империи сделали страну практически неуправляемой. Горбачев не отступил от занятой здесь позиции. На съезде партии КПСС в начале июля он смог указать не только на экономическую помощь, но и на далеко идущую реорганизацию альянса, ранее принятую НАТО, которая нацелена на партнерские отношения с Советским Союзом. Кроме того, войска НАТО не должны были размещаться на территории бывшей ГДР. На самом деле, он снова преуспел в борьбе против своих оппонентов на съезде партии и реорганизации своей команды лидеров. На ставшей знаменитой встрече с Колем 15 июля в Москве и на Кавказе договоренности, ранее согласованные с американцами, были конкретизированы и закреплены в серии проектов соглашений. Взамен германское правительство пообещало Советскому Союзу обширную экономическую помощь. 12 миллиардов марок должны были быть выплачены в качестве компенсации расходов на репатриацию войск, 3 миллиарда – в качестве беспроцентного займа[50]. Это расчищало путь к объединению Германии.