За событиями в Хойерсверде последовали новые ксенофобские выходки и нападения в более чем 21 месте в Восточной и Западной Германии. В октябре 1991 года в нижнерейнском городе Хюнксе четверо детей ливанских беженцев были госпитализированы с тяжелыми ожогами после поджога. В Готе молодые люди скрутили четырех советских солдат и выбросили их из окна квартиры. В Грайфсвальде около 200 хулиганов после футбольного матча напали на дом для просителей убежища, ранив 35 человек, некоторых из них серьезно.
Такие неожиданные, вспыхивающие случаи насилия против иностранцев и просителей убежища на Востоке, очевидно, оказали стимулирующее воздействие на радикальную правую субкультуру, которая всегда существовала на Западе, но была изолирована, а теперь считала себя на подъеме в любом случае из‑за восстановления национальной символики и фразеологии после ноября 1989 года. Эта субкультура, которую по-прежнему отвергало подавляющее большинство германского населения как на Востоке, так и на Западе, нашла здесь точку агитации, с которой она пыталась прорвать свою изоляцию, что ей удалось сделать в некоторых регионах Восточной Германии.
Поскольку число лиц, ищущих убежища, продолжало расти, а перспектив полюбовного решения конфликта не было, дебаты о предоставлении убежища, которые на некоторое время затихли после шока в Хойерсверде, возобновились в полную силу весной 1992 года. И снова из муниципалитетов раздались обеспокоенные призывы ограничить иммиграцию, и снова бульварная пресса всколыхнула ситуацию. Так, летом 1992 года вновь участились нападения на иностранцев. Увеличилось и количество смертей. Кульминацией беспорядков стал погром в Росток-Лихтенхагене, который продолжался несколько дней начиная с 22 августа, когда временами более тысячи молодых людей пытались взять штурмом общежитие для иностранцев и лиц, ищущих убежища, которое только временно охранялось полицией. Нападавшие подожгли дом, в котором жили в основном вьетнамцы, а толпа кричала «Вешать!». Толпе, поддерживаемой издевающимися зрителями, даже удалось на некоторое время отогнать полицию и в конце концов заставить ее эвакуировать иностранцев, проживающих в общежитии, под аплодисменты сторонников и зевак[55]
.Реакция на инциденты в Ростоке была различной. С одной стороны, в германском обществе развивалось растущее сопротивление этим эксцессам ксенофобии, которое выражалось в демонстрациях и митингах с широким участием и оказало длительное влияние на политический климат в республике. С другой стороны, кампания против лиц, ищущих убежища, не ослабевала. В Ростоке, как подчеркнул один из политиков из ХДС/ХСС, проявился не расизм, «а вполне обоснованное недовольство массовым злоупотреблением правом на убежище»[56]
.23 ноября 1992 года двое молодых людей подожгли дом, в котором жили турки, в Мёльне, Шлезвиг-Гольштейн. Трое жителей, женщина и две девочки, сгорели заживо в результате самого ужасного и знакового на сегодняшний день нападения на иностранцев в послевоенной Германии, которое вызвало всеобщий ошеломленный ужас[57]
. Однако теперь голоса из‑за рубежа также стали звучать все более тревожно, а нерешительность правительства подверглась критике. «Германскому правительству и Гельмуту Колю, – писала израильская газета «Гаарец», – будет очень трудно снять с себя подозрения в том, что они не остановили волну насилия против иностранцев по очень конкретной причине: в надежде мобилизовать неохотно мобилизующуюся социал-демократическую оппозицию в бундестаге для отмены статьи 16 <…>. С каждым днем усиливается впечатление, что правительство ФРГ не справилось с двумя элементарными задачами: охраной общественного порядка и защитой жизни и имущества иностранцев»[58].Под давлением этих событий и дальнейшей эскалации кампании стало очевидно, что социал-демократы не смогут долее отказываться изменить статью об убежище в Конституции. В декабре 1992 года коалиция и СДПГ окончательно договорились о так называемом «компромиссе по убежищу», согласно которому каждый, кто въезжает в Германию из государства, в котором действуют принципы Женевской конвенции о беженцах и Европейской конвенции о правах человека, больше не имеет права на убежище в Германии. Но поскольку Германия была окружена исключительно государствами, в которых эти принципы были гарантированы, никто из тех, кто прибыл в Германию по суше, не мог просить убежища. Таким образом, Германия была практически отгорожена от иммиграции просителей убежища. С тех пор оно могло быть предоставлено только тем, кто прилетал в Германию на самолете[59]
.