Однако через день после принятия закона о предоставлении убежища в бундестаге стало сокрушительно ясно, что поправка к Конституции не означает ни прекращения дебатов, ни ксенофобских нападений: в Золингене пять человек – трое детей и двое взрослых – погибли в результате поджога дома, в котором проживали турки. Только за период с 1990 по 1993 год правыми экстремистами было убито не менее 49 человек, почти все они были иностранцами. К 2000 году их число возросло до более чем ста[60]
.Эскалация кампании против лиц, ищущих убежища, ясно показывает, какой огромной внутриполитической взрывной силой обладал этот вопрос. С одной стороны, социально обездоленные люди, часто фактически политически преследуемые, шли на огромный риск, чтобы получить перспективы на лучшее будущее в богатых странах Запада. С другой стороны, коренное население Западной Германии и других стран Европейского союза чувствовало угрозу со стороны иммигрантской бедноты, особенно в сфере социального обеспечения, поскольку именно с более бедными слоями коренного населения иностранцы конкурировали за доступные ресурсы в сфере социального обеспечения, жилья и общественного внимания. В этом отношении сужение возможностей иммиграции через право убежища, вероятно, было неизбежным, хотя фактические цифры иммиграции до 1989 года были довольно невысокими. В то же время, однако, кампания против предоставления убежища активизировала и радикализировала страхи, уже существовавшие в социально слабых слоях общества, и стала видимым объектом компенсации страхов понижения статуса, возникших в Восточной Германии в ходе воссоединения, поскольку просители убежища несли тройное клеймо, не оставлявшее им вариантов действий: бедные, иностранцы и нелегалы.
Однако ксенофобское движение начала 1990‑х годов не было самостоятельным. Ему нужен был толчок извне. В этом и заключается значение кампании против предоставления убежища, которая предложила четкий образ врага в ситуации максимальных потрясений и своим запредельным тоном запустила процесс, который затем начал набирать обороты. В результате кампании против просителей политического убежища в начале 1990‑х годов как в Восточной, так и в Западной Германии возникла новая форма организованного правого радикализма, особенно среди молодежи, которая была гораздо более жестокой, чем любые предыдущие проявления в этой среде. Появились многочисленные праворадикальные группировки, создавшие атмосферу угрозы в отношении иностранцев и левых и объявившие некоторые места «национально-освобожденными зонами». Правоэкстремистская среда Йены породила группу «Национал-социалистическое подполье», которая начала свои первые акции против евреев и иностранцев в 1990‑х годах и в период с 2000 до 2006 года убила девять человек из Турции и Греции, а также женщину-полицейского из Германии[61]
.Однако, как вскоре выяснилось, дебаты по поводу закона об убежище лишь скрыли реальную проблему, а именно вопрос о том, как Германия должна относиться к иммиграции и иммигрантам в будущем. Поэтому после компромисса о предоставлении убежища в 1993 году дискуссия о будущем иммиграции вскоре стала приобретать все больший размах. Одной из спорных основных концепций было понятие «мультикультурное общество». В США, где оно использовалось в течение длительного времени, под ним понималось равноправное сосуществование различных иммигрантских культур и отказ от преимущественно белой, англосаксонской и европейски ориентированной модели общества и культуры. В Германии же этот термин в большей степени ассоциируется с принятием чужих культур, хотя, учитывая структуру иммиграции, почти девяносто процентов из них относятся к европейцам. Поэтому опасения, что европейской культурной традиции будет брошен вызов со стороны других культурных влияний, были направлены в основном против иммигрантов-мусульман из Турции.