Надо подчеркнуть, что модернизм был источником националистических устремлений в конце XIX – начале XX в., но уже в эти годы стала проявляться тенденция, окончательно победившая во второй половине XX в., когда национализм стал подпитываться традиционализмом и даже консерватизмом. Это была реакция общества на испытания, на вызовы современности, на перемены, которые пугали и далеко не всем были по душе. Во второй половине XX в. начал набирать обороты и сегодня стал определяющим в нашей жизни процесс глобализации, стирания национальных границ, культивирующий космополитизм, мультикультурализм, экономическую и культурную интеграцию в мировые системы.
Национализм выступает в данном контексте как реакция народов и культур, озабоченных перспективами утраты своей идентичности, растворения в глобальном мире. Как отметил швейцарский историк У Альтерматт, «в век массовой коммуникации и массовых транспортных средств, Интернета и поп-культуры… еще никогда в Европе так много людей не находились в такой зависимости друг от друга и не были так тесно связаны друг с другом. Между тем, чем больше выравниваются различные европейские страны в техническом и экономическом отношении, тем сильнее многие люди ощущают угрозу своей культурной идентичности и испытывают потребность в том, чтобы каким-либо образом отличаться друг от друга. В то время как европейцы становятся все больше похожи друг на друга при потреблении и ведении хозяйства, на уровне культуры они поднимают мятеж против глобализации. Из страха перед потерей культурной идентичности они изолируются, строят этнона-ционалистические укрепления и используют культурные различия в качестве предлога для обособления иных… европейский национализм новейшего типа является парадоксальным следствием или порождением глобализации. Он представляет собой защитную психологическую реакцию на процесс культурной стандартизации и унификации (так называемой “макдональдизации”), сопровождающий прогрессирующую интернационализацию всех сфер человеческой жизнедеятельности»[139]
.Проблема здесь еще и в том, что глобальный мир неравен для своих членов. Он предполагает иерархию субъектов, при которой одни страны и народы выступают «законодателями мод», основными потребителями (и при этом производителями) ресурсов и претендующими на управление в мировом масштабе. Другим же отводится более скоромная роль поставщиков людских и материальных ресурсов, отведенная им в глобальном мире его хозяевами. Роль наций становится в основном этнографической: допускается существование и развитие локальных национальных культур, традиций и обычаев, но нации ограничиваются в правах на политическую волю (которая допускается, только если не противоречит «мировому сообществу»). Национализм становится реакцией на такой миропорядок, т. е. союзником традиционалистов и консерваторов. Это своего рода охранительная реакция на окружающую среду.
Современный национализм в странах Центрально-Восточной Европы играет своеобразную, новую в истории роль. С одной стороны, с его помощью был разрушен СССР, Югославия и вообще вся социалистическая система, весь двуполярный мир. Казалось бы, национализм здесь выступал в традиционном ключе – был идеологией национально-освободительных движений и послужил инструментом свержения целой коммунистической системы под лозунгом «прав народов на самоопределение». Однако парадокс в том, что новые демократии Центрально-Восточной Европы использовали националистические инструменты исключительно против СССР и его исторического наследника – России. В отношениях с Западом они отказываются от национализма и стремятся быстрее войти в глобальный мир на любых, пусть самых зависимых условиях, забывая о своих национальных интересах (вернее, видя этот интерес в растворении своей нации в глобальном «цивилизованном мире»). Такой «односторонний» национализм – новое явление в мировой истории, и какие он будет иметь последствия, пока неясно. Как пример неожиданных феноменов в странах постсоветского пространства можно привести желание некоторой части этнических русских в этих странах не связывать себя с исторической родиной – Россией, и самоотождествлять себя с другими, русофобными этническими группами (этот процесс проявляется в странах Балтии и на Украине). Во всяком случае, демографические и миграционные процессы в странах, образованных после распада СССР, неоднозначны и нуждаются в пристальном изучении.
Своими корнями существующие сегодня проблемы национализма в Восточной Европе уходят в XX в. Об этом очень точно сказал Э.Хосбаум: «Мины, заложенные в Версале и Брест-Литовске, взрываются до сих пор. Окончательный распад Габсбургской и Османской империй и временный распад царской России привели к образованию практически той же группы государств, что и события недавнего времени, и с тем же комплексом противоречий, разрешимых в конечном счете разве что путем массового уничтожения или насильственной массовой миграции; взрывоопасные проблемы 1988–1992 гг. были созданы в 1918–1921 гг.