История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Первый консул любил немедленно распределять всех по местам. Во Франции он окружил себя, по крайней мере в то время, исключительно участниками революции. Но в Швейцарии он мог действовать свободнее: там он не имел нужды опираться на какую-либо партию, потому что действовал извне, с вершины французского могущества. Притом же там не было изгнанной аристократии. А потому Наполеон имел возможность призвать к власти приверженцев и старого и нового порядка.

Комиссии отправились по кантонам с конституциями и поручением избрать на месте тех, кому предстоит занять новые правительственные посты. Первый консул позаботился составить каждую комиссию из унитарное и федералистов так, чтобы соблюсти между ними равновесие.

Когда наконец дело дошло до избрания ландмана всего швейцарского союза, он смело предложил самого знатного, но и самого умеренного по своим взглядам члена партии федералистов, а именно д’Аффри. Это был человек благоразумный и твердый, воин, находившийся некогда на французской службе, который имел все необходимые достоинства в глазах Первого консула. Д’Аффри принадлежал к кантону Фрейбург, в то время самому спокойному из союзных кантонов.

Французское посредничество уже и без того противоречило желаниям Европы, нерасчетливо было бы усиливать это противоречие водворением в Швейцарии демократии с ее независимыми вождями. Задача состояла в том, чтобы успокоить страну благоразумными преобразованиями, отнять ее у врагов Франции, сохранив при этом ее независимость и нейтралитет. Задача была решена смело, умно и в несколько дней.

Акт посредничества доставил Швейцарии самый продолжительный период спокойствия и хорошего правления, чего она не получала уже лет пятьдесят. Первый консул созвал депутатов, находившихся в Париже, вручил им акт в присутствии четырех сенаторов, произнес краткую, но сильную речь, посоветовав действовать единодушно, умеренно и беспристрастно, и отпустил их на родину.

Швейцария была изумлена: новый порядок встретил покорность и усердие. Особенно это чувство проявилось в мелких кантонах, которые, будучи побеждены, не чувствовали на себе тягостной руки победителей.

В Европе превалировало удивление перед быстротой этих событий и их строгой справедливостью. Это был новый подвиг нравственного могущества, подобный подвигам Первого консула в Германии и Италии, но более искусный, более достойный благодарности, потому что Европа видела здесь и сопротивление, и уважение к себе: сопротивление в интересах Франции, а уважение к независимости и нейтралитету швейцарского народа.

Россия дружелюбно поздравила Первого консула с быстрым и успешным окончанием такого трудного дела. Прусский кабинет устами Гаугвица высказал свое мнение в самых одобрительных и дружеских словах. Англия была изумлена и озадачена, но лишена права жаловаться, которым она пользовалась сверх меры.

Парламент, которого так боялись лорды Аддингтон и Хоксбери, в горячих спорах потратил все время, которое Первый консул употребил на составление швейцарской конституции. Совещания парламента были бурными, блестящими и достойными удивления в минуты, когда Фокс поднимал голос правды и человеколюбия против непомерной зависти своих соотечественников. Эти совещания хотя и обнаружили слабость правительства, но вместе с тем до того выказали запальчивость военной партии, что эта партия на время ослабела, а правительство, напротив, несколько укрепилось. С Аддингтоном удержалась и разрушавшаяся вероятность мира.

Предметом совещаний послужила речь короля, произнесенная 23 ноября.

«В сношениях моих с иностранными державами, — говорил он, — я до сих пор руководствовался искренним желанием упрочить мир. Однако я не могу ни на один миг упустить из виду старинную мудрую систему политики, которая тесно связывает наши интересы с интересами других наций. Мне нельзя оставаться равнодушным к переменам, происходящим у наших соседей в отношении расстановки сил. Действия мои будут неизменно продиктованы верной оценкой настоящего положения Европы и неусыпным попечением о благе моего народа. Без сомнения, вы согласитесь со мной в том, что наш долг — принимать все меры, которые могут внушить моим подданным надежду на сохранение всех выгод мира».

С этой речью, показывавшей новое отношение английского кабинета к Франции, соединялось требование вспомогательных сумм, предназначенных для того, чтобы в мирное время довести численность армии до пятидесяти тысяч матросов, тогда как по предварительным планам Аддингтона она должна была доходить только до тридцати тысяч. Министры прибавляли, что при первой надобности меньше чем за месяц из гаваней Англии могут отплыть пятьдесят линейных кораблей.

Прения последовали бурные и длительные, и правительство могло убедиться, как мало оно выиграло своими уступками партии Гренвиля и Уиндхема. Питт предпочел отсутствовать на дебатах, а провокационную роль, которой он пренебрег, взяли на себя его приверженцы.