История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

— Как! — восклицал Гренвиль следом за Каннингом. — Неужели правительство заметило наконец, что у нас есть интересы на континенте, что попечение о них есть важная часть английской политики и что, несмотря на это, эти интересы беспрестанно приносятся в жертву с момента рокового мира, заключенного с Францией?

Где же были ваши глаза, где же были ваши уши, когда шли предварительные переговоры о мире, когда заключался окончательный договор, когда он, наконец, начинал выполняться?

Едва подписали вы лондонские статьи, как наш всегдашний враг овладел Итальянской республикой под предлогом уступки ее испанскому инфанту и взамен этой мнимой уступки получил лучшую территорию американского материка, Луизиану. Вот что он делал открыто, тотчас по заключении предварительных условий, пока вы занимались переговорами в Амьене. А вы ничего не видели!

Едва подписали вы окончательный договор, едва остыл воск, которым вы приложили к договору герб Англии, как уже неутомимый враг наш присоединил Пьемонт к Франции и лишил престола достойного короля Сардинского, верного союзника Англии, который оставался неизменным другом ее в продолжение десятилетней войны, который был заперт в своей столице войсками генерала Бонапарта и, не имея другого средства спасения, кроме капитуляции, не согласился подписать ее, потому что в ней заключалось обязательство объявить войну Великобритании. Когда Португалия, когда даже Неаполь затворяли для нас свои гавани, король Сардинский отворял свои и пал за то, что не согласился отказать нам!

Этого мало: окончательный договор был заключен в марте, а в августе консульское правительство просто и прямо объявило Европе, что германская конституция перестала существовать. Все германские государства оказались перемешаны, разделены, как участки, которые Франция вольна была раздавать кому ей угодно. Единственная держава, на силу и постоянство которой мы могли полагаться для обуздания честолюбия нашего врага, Австрия, была до такой степени обессилена, унижена, подавлена, что и теперь неизвестно, оправится ли она когда-нибудь!

Со штатгальтером, которому вы обещали истребовать вознаграждение, сообразное с его потерями, Франция поступила унизительным образом, оскорбительным для вас, вызывавшихся стать защитниками Оранского дома. Вместо штатгальтерства этот дом получил бедное епископство, почти так же, как и Ганноверский дом, у которого бессовестно отняли личные владения.

Часто твердили, — воскликнул лорд Гренвиль, — что Англия страдала за Ганновер, теперь этого не скажут, потому что Ганновер пострадал за Англию. Король Ганноверский лишился наследия своих предков за то, что был королем Английским.

Не соблюдены даже формы вежливости, употребляемые между державами одного порядка: вашему королю не потрудились сообщить, что Германия, его прежнее отечество, доселе его союзница, обширнейшая страна континента, должна ввергнуться в хаос. Ваш король ничего не знал об этом, кроме того, что мог узнать из донесения министра Талейрана своему Сенату!

Вероятно, Германия не принадлежит к числу стран, положение которых важно для Англии! Иначе министры, которые говорят нам устами его величества, что не останутся равнодушными ни к какой важной перемене в Европе, вышли бы в этом случае из своего оцепенения.

Наконец, на днях еще Парма выбыла из списка независимых государств. Парма превратилась во владение, которым Первый консул Французской республики может располагать по своему произволу. Все это происходило на ваших глазах и почти беспрерывно. В продолжение четырнадцати месяцев этого несчастного мира не было ни одного, не ознаменованного падением какого-нибудь государства, союзного или дружественного Англии. А вы ничего не видели, ничего не заметили и теперь вдруг просыпаетесь — для чего? Чтобы помочь? Чтобы помочь храбрым швейцарцам, конечно, заслуживающим участия Англии, но отнюдь не более, чем заслуживали Пьемонт, Ломбардия, Германия. Что же вы увидели более необыкновенного или опасного, чем то, что происходило в течение четырнадцати месяцев?

Напротив, вступившись за Швейцарию, вы выставили Англию на посмешище, навлекли на себя презрение нашего врага. В Констанце находился английский поверенный, известный всем и каждому, а вы и не подумали сказать нам, зачем он там был и какую роль играл! Вы посылали Первому консулу Французской республики представления в пользу Швейцарии, а нам не потрудились сказать, что он отвечал вам! Мы знаем только, что после ваших представлений швейцарцы сложили оружие перед французскими войсками, а депутаты всех кантонов собрались в Париже и принимают законы от Первого консула.

Впрочем, так и бывает, когда люди столь же безрассудно говорят, как и молчат; когда выступают, не имея ни флота, ни армии, ни союзников. Надо или молчать, или подавать свой голос, будучи уверенным, что ему внемлют. Нельзя оставлять на волю случая достоинство великой нации.