История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Вы требуете от нас вложений, но что вы будете делать с ними? Для сохранения мира эти деньги запоздали, для ведения войны их недостаточно. Впрочем, мы дадим их вам, только с условием, чтобы вы предоставили заботу распоряжаться ими тому, кого вы сменили и кто один может спасти Англию от кризиса, в который вы так безрассудно ввергли ее.

Итак, английские министры не увидели благодарности от партии, желавшей войны. Их укоряли даже за ходатайство их в пользу Швейцарии. Надо признать, что только это одно и имело смысл: поведение министров действительно было неблагоразумно.

Между тем среди всех этих разглагольствований лорд Гренвиль высказал и нечто важное и довольно странное со стороны бывшего министра иностранных дел. Упрекая лордов Адцингтона и Хоксбери за то, что они расснастили флот, распустили армию, освободили от войск Египет и Кап, он хвалил их за удержание английских войск на острове Мальта. «Вы сделали это по небрежности, по ветрености, — говорил он. — Прекрасная ветреность, единственный поступок, за который мы можем похвалить вас! Надеемся, что вы не выпустите из рук этот последний залог, случайно оставшийся у нас, удержите его, чтобы вознаградить нас за все нарушения договоров со стороны нашего ненасытного врага».

Нельзя было в более явной форме поддержать нарушение условий договора.

Среди такого ожесточения красноречивый и благородный Фокс произнес слова, исполненные здравого смысла, умеренности и чести, в истинном значении этого понятия.

«Я мало общаюсь с членами кабинета, — сказал он, обращаясь к оппозиции Гренвиля и Каннинга, — и не привык защищать министров его величества. Но меня удивляет все, что я слышу, удивляет особенно, когда подумаю, от кого я это слышу. Наверно, больше каждого из почтенных друзей господина Питта огорчает меня возрастающее величие Франции, которая с каждым днем распространяется в Европе и Америке. Да, оно огорчает меня, хоть я и не разделяю предубеждений почтенных членов против самой Французской республики. Но, как бы то ни было, посмотрим, когда явилось это чрезвычайное разрастание, которое удивляет вас и страшит? В правление ли Аддингтона и Хоксбери или в правление Питта и Гренвиля? Разве не во времена Питта и Гренвиля Франция приобрела Рейн, заняла Голландию, Швейцарию, Италию до самого Неаполя? Оттого ли она простерла так широко свои объятия, что ей не противились, что малодушно терпели ее присвоения? Мне кажется, нет, а потому, что господа Питт и Грен-виль составили самую грозную коалицию для усмирения честолюбивой Франции!

Они осаждали Валансьен и Дюнкерк, уже предназначив первую из этих крепостей Австрии, а вторую — Великобритании. Ныне обвиняют Францию, что она вмешивается в чужие дела, но тогда старались покорить саму Францию и дать ей правительство, которому она уже отказывалась повиноваться, хотели подчинить ее дому Бурбонов, иго которого она уже свергла. Одним из тех высоких усилий, которые должны вечно сохраниться в истории как завет и образец, Франция отразила удары своих противников. У нее не отняли Валансьен и Дюнкерк, не предписали ей законы, напротив, она сама их стала предписывать другим!

И что же! Мы, привязанные всем сердцем к пользе Великобритании, мы почувствовали невольную симпатию к этому благородному порыву патриотизма и не скрываем наших чувств. Разве предки наши не рукоплескали отпору, с каким Голландия отражала самовластие испанцев? Разве старинная Англия не рукоплескала всякому благородному воодушевлению во всех народах?

Вы говорите об Италии, но разве она не была во власти французов, когда вы заключали договор? Разве вы не знали этого? Не вы ли сами тогда жаловались на это? А помешало ли данное обстоятельство заключению мира?

И вы, сподвижники Питта, чувствовавшие тогда, как необходим был мир после тягостей десятилетней войны, как благотворен он был для исцеления бед, вами же порожденных, согласились, чтобы нынешние министры

подписали его за вас! Что же вы не противились в то время? А если уж не противились тогда, почему же теперь не позволяете правительству исполнять договоренности?

Пьемонтский король очень интересует вас — хорошо, но он в еще большей степени был союзником Австрии, однако Австрия покинула его. Она даже не захотела упомянуть о нем в переговорах из опасения, чтобы вознаграждение этому государю не уменьшило ту долю венецианских владений, на которую она сама претендовала. Итак, Англия считает себя обязанной больше, чем Австрия, заботиться о независимости Италии!

Вы указываете на ниспровергнутую Германию. Но что же сделали с Германией? Секуляризовали церковные владения, чтобы вознаградить ими наследных государей, в силу формальной статьи Люневильского договора, подписанного за девять месяцев до лондонских соглашений, за год до Амьенского договора. И в какое же время подписанного? Когда во главе английского правительства стояли господа Питт и Гренвиль. Когда Аддингтон и Хоксбери начали управлять государством, так называемый “раздел” Германии был условлен, обещан, решен и известен всей Европе.