История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Слова Первого консула были искренни: тогда он еще не сделался главой династии и не помышлял покорять царства для своих братьев. В конечном итоге он потребовал, чтобы дивизия в 15 тысяч человек, расположенная в Таренте, снабжалась неаполитанским двором вперед из расчета впоследствии. Он обозначал это обязательство как контрибуцию, взятую с неприятеля, точно такую же, какая ложилась на Ганноверское королевство.

Мир встревожился и даже устрашился, увидев приготовления такой исполинской борьбы между двумя сильнейшими державами. Нейтральным странам грозили притеснения со стороны британского флота, а весь континент подчинялся распоряжениям Первого консула, то запирая свои гавани, то терпя тягостные и убыточные военные постои. По существу, все державы обвинили Англию в наступившем разрыве. Ее упорство в удержании Мальты показалось всем, даже недоброжелателям Франции, явным нарушением договоров, которого не оправдывало ни одно из европейских событий, случившихся со времени Амьенского мира.

Хотя Первый консул употребил все старания для усмирения безначалия, континентальные державы невольно видели в нем торжество Французской революции, возвеличенной больше, нежели допускали их виды. Две из них, Пруссия и Австрия, были в столь малой мере мореходными державами, что не слишком интересовались вопросом о свободе морей, а третья, то есть Россия, видела в нем еще настолько отдаленный для себя вопрос, что не хотела особо интересоваться им. Перевес Франции на континенте касался их гораздо сильнее, чем перевес Англии в море. Морское право, которое хотела водворить Англия, казалось им посягательством на справедливость и свободную торговлю, но владычество, которым уже пользовалась Франция и готовилась пользоваться еще в большей степени, было непосредственной и настоятельной опасностью, глубоко их тревожившей. Они очень негодовали на Англию за возбуждение новой войны и громко изъявляли свое неудовольствие, но относительно Франции возвратились к прежнему недоброжелательству, которое мудрость и слава Первого консула как будто прервали на время.

Несколько отзывов важнейших действующих лиц того времени засвидетельствуют лучше всяких описаний расположение держав к Франции. Филипп фон Кобен-цель, посланник австрийского двора в Париже, двоюродный брат венского министра иностранных дел Людвига фон Кобенцеля, разговаривая с адмиралом Декре, который живостью своего ума возбуждал живость ума других, проговорился и заявил следующее: «Да, Англия кругом виновата, ее домогательства несносны, ваша правда. Но, откровенно сказать, теперь все так боятся вас, что некогда бояться англичан». Германский император Франц, который под видом простоты скрывал большую прозорливость, разговаривая с французским посланником Шам-паньи о новой войне и обнаруживая свое неудовольствие с явной искренностью, утверждал, что он со своей стороны решился сохранить мир, но чувствует невольные опасения, причину которых едва смеет назвать. Когда Шампаньи расположил его к доверчивости, император со множеством оговорок и почтительных отзывов о Первом консуле все же сказал: «Если генерал Бонапарт, который совершил столько чудес, не совершит чуда ныне, если он не переплывет пролив, мы станем жертвами его неуспеха: он вернется к нам и поразит Англию в Германии». Осторожный император раскаялся, что сказал слишком много, и хотел поправиться, но было уже поздно: Шампаньи немедленно передал эти слова в Париж с первым курьером. Это предположение доказывало необыкновенную дальновидность императора, которая, однако, очень мало послужила ему на пользу, сам же он впоследствии подал Наполеону повод, как он говорил, «поразить Англию в Германии».

Из всех держав Австрия меньше всего могла опасаться последствий войны, если бы сумела устоять против внушений лондонского двора. Ей не предстояло защищать никакого морского интереса, потому что она не имела ни торговли, ни гаваней, ни колоний. Занесенная песками гавань Венеции, которую недавно уступили Австрии, не могла составить для нее серьезного интереса. Австрия также не владела, как Пруссия, Испания или Неаполь, пространными берегами, которыми бы Франция желала овладеть. Таким образом, ей легко было остаться вне распри. Напротив, от новой войны она выигрывала, получив полную свободу действий в германских делах. Франция, занятая состязанием с Англией, не могла по-прежнему воздействовать всем своим весом на Германию, а значит, Австрия могла самостоятельно распоряжаться вопросами, оставшимися без решения. Выгода от решения собственных задач значительно утешала ее в связи с возобновлением войны, и, не мешай ей ее крайняя осторожность, Аястрия стала бы почти радоваться.