Согласно принятому решению граф Воронцов сообщил генералу Гедувилю, а граф Морков — Талейрану серьезное неудовольствие русского кабинета по поводу нового нарушения всеобщего мира честолюбивым соперничеством Франции и Англии. Россия соглашалась, что притязания Англии на Мальту неосновательны, но давала понять, что беспрерывные посягательства Франции если не оправдывали, то по крайней мере порождали такие притязания, прибавляя, что Франции не мешало бы поумерить свое самовластие в Европе, иначе ни одной державе нельзя будет сохранить мир с ней. Кабинет императора Александра предлагал посредничество и рассчитывал, что в таком случае Франция пощадит союзников России.
Умея владеть собой, когда того требовала польза его обширных замыслов, Первый консул не решился затруднять континентальные дела и начинать на Рейне войну, которая отвлекла бы его от войны, подготавливаемой на берегах Ла-Манша. Он не подал виду, что заметил недовольство, посланное ему из Санкт-Петербурга, и решил разом устранить все упреки императора, поставив его самовластным судьей великой распри, волновавшей мир. Талейран и Гедувиль по его приказанию предложили русскому кабинету принять на себя третейский суд, в силу которого Наполеон обязывался поступить согласно решению императора Александра, каково бы оно ни было, совершенно полагаясь на его справедливость. Предложение оказалось столь же благоразумно, сколь искусно. В случае отказа Англии принять решение такого третейского суда стало бы понятно, что она не надеется или на свою правоту, или на императора Александра; она увеличила бы тем свою вину и дала Первому консулу право вести с ней войну насмерть. Однако касательно королевств Неаполитанского и Ганноверского, приняв решительный тон, согласный его видам, Первый консул объявил, что употребит все меры, каких будет требовать война, которую не он начал, а ему объявили.
Определив свои отношения с континентальными державами, Первый консул немедленно приступил к предполагаемому и уже объявленному занятию стран своими войсками. Генерал Сен-Сир стоял в Фаэнце, в Романье, с 15-тысячным корпусом и значительной артиллерией. Он получил и тотчас исполнил приказание пройти через Папскую область на оконечность Италии, оплачивая все издержки своего прохода, чтобы не оскорбить папу. По договору, заключенному с неаполитанским двором, французские войска должны были получать продовольствие от неаполитанцев. Генерал Сен-Сир, оцененный по достоинству Первым консулом как один из первых генералов, находился в затруднительном положении посреди неприятельского королевства. Но он способен был побороть все трудности. Притом же инструкции, данные ему, оказались чрезвычайно общими. При первом признаке восстания в Калабрии ему следовало покинуть ее и идти в сторону столицы королевства. Он уже раз завоевал Неаполь и лучше всякого другого знал, как взяться за дело.
Кроме того, Первый консул предписал занять Анкону, дав папе всевозможные компенсации для смягчения этой суровой меры. Французский гарнизон обязывался исправно платить за свое продовольствие, отнюдь не беспокоить гражданского управления папы и даже поддерживать его против возмутителей спокойствия, если бы таковые проявились.
В то же время войскам отправили предписание вступить в Ганновер. Прусские переговоры остались бесплодны: Англия объявила, что будет блокировать Эльбу и Ве-зер, если неприятель коснется владений Ганноверского дома, с помощью прусских войск или французских. Нет сомнения, это была одна из самых несправедливых претензий. Англия имела полное право запретить французским судам плавание по Эльбе и Везеру, но останавливать торговлю Бремена и Гамбурга за то, что французы овладели землями, окружавшими эти города, требовать, чтобы Германия начала войну с Францией из-за интересов Ганноверского дома, мстить Германии за невольное бездействие, уничтожая ее торговлю, казалось вопиющей несправедливостью. Пруссия могла ограничиться горькими жалобами на несправедливость подобной меры, однако вынуждена оказалась терпеть британский флаг в устьях двух германских рек, как терпела присутствие французов в Ганновере. Первый консул изъявил Пруссии свое сожаление, обещал не преступать пределы Ганновера, но оправдывал вторжение своих войск условиями войны и чрезвычайно важной для него выгодой запереть для англичан два главнейших торговых пути Европы.
Генералу Мортье отдали приказ двинуться в поход. Он перешел с 25 тысячами человек на северную оконечность Голландии, на границу Мюнстерского епископства, принадлежавшего после секуляризации Арембергскому дому. В согласии этого владетельного дома были уверены. Отсюда войскам следовало двинуться на земли епископства Оснабрюкского, недавно присоединенного к Ганноверу, а оттуда — в самый Ганновер. Таким образом, они не касались прусских земель — мера, необходимая для угождения прусскому двору.