История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Посетителем оказался господин Ломбард, личный секретарь короля Прусского. Молодой Фридрих-Вильгельм, не доверяя ни себе, ни другим, обыкновенно приостанавливал труды министров и подвергал их вторичной проверке, которую разделял со своим секретарем, Ломбардом, человеком умным и сведущим. Благодаря такой близости Ломбард приобрел в Пруссии очень большое влияние. Граф Гаугвиц, умея пользоваться всяким влиянием, искусно овладел расположением Ломбарда, так что король, переходя от советов министра к советам секретаря, слышал одни и те же внушения, то есть внушения

Гаугвица. Таким образом, приехав в Брюссель, господин Ломбард заменял Первому консулу и короля, и первого министра, а значит, представлял все прусское правительство, кроме двора, преданного исключительно королеве и не разделявшего мнений монарха.

Приезд Ломбарда в Брюссель являлся следствием тревоги кабинетов, поднявшейся после возобновления войны. Прусский двор находился в чрезвычайном затруднении, особенно после недавних изъявлений русского кабинета. Русский кабинет, как мы видели, желал вознаградить себя, разыгрывая значительную роль. С самого же начала он старался взяться за посредничество и поручал своих союзников благосклонности Франции. Успех первых попыток не мог удовлетворить его. Англия весьма равнодушно приняла его замечания, наотрез отказалась вверить Мальту его охранению и прервать неприятельские действия на то время, пока продлятся посреднические переговоры. Впрочем, она изъявила согласие на посредничество России, если новые переговоры станут касаться вообще всех европейских дел и, следовательно, обнимут все, что было постановлено в Люневильском и Амьенском договорах.

Принимать посредничество на подобных условиях значило отвергать его. Пока Англия давала такой ответ, Франция, со своей стороны, с полным уважением соглашалась на посредничество русского императора, однако не колеблясь заняла войсками страны, за которые вступалась Россия, то есть Ганновер и Неаполь. Петербургский двор был сильно задет таким невниманием к нему и обратился к Пруссии, приглашая составить среднюю партию, которая бы предписывала законы французам и англичанам, особенно французам, которые представлялись опаснее, хотя и вежливее англичан. Император Александр свиделся с прусским королем в Мемеле и заключил с ним договор о вечной дружбе, найдя в юном монархе много сходства с самим собой — сходство лет, ума, добродетелей. Часто переписываясь с ним, император уверял его, что они созданы друг для друга, что они единственные честные люди, оставшиеся в Европе, что в Вене господствует одно лукавство, в Париже — одно честолюбие, а в Лондоне — корыстолюбие и что им надлежит оставаться в тесном союзе, чтобы управлять Европой. С особенной прозорливостью старался император убедить короля, что Первый консул льстит ему притворно и король из-за мелочных интересов приносит ему опасные политические жертвы; что французы не ограничат этим свои присвоения, пойдут далее Ганновера, в самую Данию, чтобы овладеть Зундом; что англичане тогда будут блокировать Балтийское море, так же как блокировали Эльбу и Везер, и преградят последний путь торговле. Опасение России, впрочем, не могло быть искренно, потому что Первый консул не намеревался простирать свои владения до Дании и, по всей вероятности, не имел того даже в мыслях.

Внушения России казались не совсем справедливы, но тревожили прусского короля, уже сильно смущенного занятием Ганновера. Это занятие навлекло на Пруссию жестокие торговые притеснения. Граф Гаугвиц лишился половины своих доходов, что, однако, нимало не нарушило хладнокровия, составлявшего одно из достоинств его политического гения. Король, обремененный жалобами силезцев, вынужден был выдать этой провинции миллион талеров — очень тяжелое пожертвование для государя бережливого, старавшегося восстановить казну Фридриха Великого.