История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Отношения Франции с Испанией, омраченные португальскими делами, а потом несколько исправленные, снова испортились так, что превратились в совершенно неприязненные. В Мадриде ежедневно роптали на уступку Луизианы взамен Этрурии, которую называли воображаемым королевством, потому что французские войска охраняли ее, не способную охранять себя самостоятельно. Особенно роптали на уступку Луизианы Соединенным Штатам. Говорили, что если Франции хотелось продать эту драгоценную колонию, то следовало бы обратиться к испанскому королю, а не к американцам, которые таким образом становились опасными соседями Мексики, и, если бы Франция отдала колонию Карлу IV, он уж сумел бы защитить ее от рук американцев и англичан. В самом деле смешно, что люди, готовившиеся потерять Мексику, Перу и всю Южную Америку, надеялись сохранить Луизиану, которая не являлась испанской страной ни по нравам, ни по духу, ни по языку.

Истинной причиной такой сварливости стал отказ Первого консула присоединить Пармское герцогство к Этрурскому королевству, отказ на этот раз невольный, потому что Наполеон должен был оставить в своем распоряжении какие-нибудь владения в пользу короля Пьемонтского, с тех пор как от него так настоятельно требовали вознаграждения этому государю. Притом же по уступке Луизианы Флорида не могла служить равноценным предметом обмена.

Мадридский кабинет не ограничился в отношении Франции одним нерасположением, а позволил себе самые явные предосудительные действия. Французская торговля начала терпеть жестокие притеснения: суда захватывали под предлогом контрабанды, а экипажи отправляли в крепости в Африке. Все жалобы французов оставались без внимания, французский посланник не мог уже добиться никакого ответа. В довершение на рейдах Альджезиры и Кадикса, под самыми выстрелами испанских пушек, англичанам дозволили захватывать французские суда, что и помимо всякого союза являлось нарушением границ, которого нельзя допускать. Под вымышленным предлогом карантина французский флот, укрывшийся в Ла-Корунье, держали вне рейда, где бы он мог находиться в безопасности. Экипажи погибали на борту из-за недостатка самых необходимых припасов, особенно живительного воздуха суши. Блокируемая английским флотом, эскадра не могла выйти в море — без отдыха, без починки, без обновления припасов и снарядов. Ничего этого ей не давали, даже за деньги. Наконец, оставив испанский флот в самом жалком расстройстве, занимались странными заботами о сухопутной армии и составляли отряды ополчения, как будто собираясь объявить Франции народную войну.

Первый консул не мог скрыть своего презрения к бесчестному временщику, тогда как английский поверенный, напротив, осыпал его ласками. А Франция больше всего требовала от него мужества и добросовестного управления испанскими делами: этого было достаточно, чтобы он возненавидел своих столь взыскательных союзников.

Приготовления в шестом лагере у Байонны ускорили до того, что он превратился в настоящую армию. Другой сбор войск предполагалось произвести со стороны Восточных Пиренеев. Главнокомандующим этими войсками был назначен Ожеро. Французскому посланнику приказали требовать от испанского двора удовлетворения всех обид, освобождения арестованных французов с вознаграждением их за потери, наказания комендантов Альджезиры и Кадикса, допустивших арест французских судов, возвращения захваченных судов, пропуска эскадры, приставшей в Ла-Корунье, немедленного ее ремонта и снабжения припасами, роспуска всех ополченцев. Наконец, в зависимости от желаний самой Испании, — или назначения денежной суммы или вооружения пятнадцати кораблей и 24 тысяч человек, согласно Сан-Ильдефонскому договору.

Генерал Бернонвиль должен был объявить князю Мира эти решительные условия, передать ему, что если мадридский двор будет еще упорствовать в своем безрассудном и предосудительном поведении, то справедливое негодование французского правительства обрушится на него, на князя Мира; что по переходе границы Франция расскажет всю правду испанскому королю и народу о позорном иге, которое угнетает их и от которого Франция хочет их освободить. В случае бесплодности такого представления Бернонвилю следовало потребовать аудиенции у короля и королевы, повторить им то же, что князю, а не получив удовлетворения, удалиться от двора и ожидать депеш из Парижа.