Сгорая от нетерпения в своем желании положить предел несносным оскорблениям, генерал Бернонвиль тотчас отправился к князю Мира, высказал ему все эти суровые истины, а чтобы тот не усомнился в серьезности угроз, показал ему несколько мест в депешах Первого консула. Князь Мира побледнел, уронил несколько слезинок, перешел от унижения к наглостям и обратно и наконец объявил, что кавалеру Азара предписано условиться в Париже с Талейраном и дело никак не касается его, князя Мира; что он только генералиссимус испанских армий и не имеет никакой другой должности в государстве; а потому с представлениями всякого рода следовало обратиться не к нему, а к министру иностранных дел. Он даже отказался принять ноту, которую Бернонвиль хотел вручить ему в заключение этого объяснения.
Выведенный из терпения генерал сказал ему: «У вас в передней, князь, дожидаются пятьдесят человек, я сделаю их свидетелями вашего отказа принять ноту, важную для пользы вашего государя. Пусть они подтвердят, что, если я не мог исполнить моей обязанности, виновны в том одни вы, а не я». Устрашенный князь наконец принял ноту, и генерал Бернонвиль удалился.
Стараясь выполнить свои инструкции во всей их обширности, генерал попросил свидания с королем и королевой.
Они казались изумленными, расстроенными, как будто не понимали, что происходит, и повторяли, что посланнику Азара посланы инструкции для устройства дел с Первым консулом. Французский посланник покинул двор, прервал все сношения с испанскими министрами и поспешил донести своему правительству о своих действиях и о ничтожности полученных результатов.
Действительно, Азара получил самое странное, самое неприличное и самое неприятное для него поручение. Даровитый и благоразумный испанец был искренним поборником союза Испании с Францией и личным приверженцем Первого консула еще со времени итальянских войн, когда играл роль примирителя между французской армией и папой римским. К несчастью, он не скрывал своего отвращения и печали, глядя на состояние испанского двора, и недовольный двор переносил вину своего унижения на посланника. В депешах, присланных ему из Мадрида, его упрекали, что он стал явным приспешником Первого консула, ни о чем не извещает свой двор, не умеет предохранить его от наглых требований. Говорили даже, что если бы Первый консул не дорожил его присутствием в Париже, то давно бы выбрали другого представителя. Таким образом, не осмеливаясь уволить, намекали об отставке. В заключение всего ему поручили предложить Франции денежное вспоможение по два с половиной миллиона в месяц, прибавляя, что только это и может Испания сделать, а больше платить она решительно не в состоянии. Азара передал предложение Первому консулу и вслед за тем послал с курьером в Мадрид просьбу о своем увольнении.
Первый консул призвал к себе секретаря посольства Германа, имевшего личные сношения с князем Мира, и поручил ему передать в Мадрид необходимые сведения. Герману следовало объяснить князю, что надлежит или покориться, или ожидать немедленного низвержения. Первый консул написал королю письмо, где излагал несчастному государю бедствия и посрамления его короны, однако так, чтобы пробудить в нем без оскорбления чувство собственного достоинства; потом предлагал ему на выбор или немедленно удалить от себя временщика, или ожидать немедленного вступления французской армии в пределы своего государства. Если князь Мира, повидавшись с Германом, не дал бы Франции полного удовлетворения тотчас, без отговорок, без новой переписки с Парижем, то Бернонвиль должен был потребовать торжественной аудиенции у Карла IV и подать ему в собственные руки громовое письмо Первого консула. Если в течение суток князя Мира не уволили бы, Бернонвилю следовало выехать из Мадрида, послав Ожеро приказание перейти границу.
Герман поспешно прискакал в Мадрид. Он явился к князю Мира, сообщил ему волю Первого консула и на этот раз нашел его уже не униженным и наглым, а только униженным. Испанский министр, убежденный, что защищает интересы отечества, служит достойным представителем своего государя, а не покрывает его позором, не устрашился бы ни опалы, ни смерти, но не разрешил бы иностранцам так распоряжаться собой. Но зазорность положения не внушила князю Мира ни малейшей твердости. Он покорился и уверил честным словом, что кавалеру Азара посланы инструкции с правом соглашаться на все требования Первого консула. Ответ его сообщили Бернонвилю. Генерал, имевший приказание требовать безотлагательного решения, а не довольствоваться отговоркой об инструкциях в Париже, объявил князю, что не имеет оснований доверять этим словам и требует подписания условий в самом Мадриде, иначе вручит королю роковое письмо. Князь Мира повторил свою жалкую отговорку о том, что в эту минуту все уже завершается в Париже согласно желанию Первого консула.