История Консульства и Империи. Том III

Наконец, нашагавшись, настрадавшись и устлав землю погибшими, скорбная, бледная, исхудалая масса, покрытая лохмотьями, одетая поверх обмундирования в самые невообразимые одеяния (захваченные в Москве мужские и женские шубы, грязные и обгорелые шелка, конские попоны, словом, во всё, что только могла раздобыть), подошла 9 декабря к воротам Вильны.

Несколько дней отдыха были абсолютно необходимы измученным солдатам, и это легко можно было бы организовать, если бы не дали бессмысленно погибнуть на дорогах свежим войскам, занимавшим Вильну, а главное, если бы князю Шварценбергу и генералу Ренье передали приказы, которые они были в состоянии выполнить. Если бы, начиная с 19-20 ноября, с ними поговорили откровенно, не ограничиваясь сообщениями о том, что в армии всё хорошо и император с победой возвращается из Москвы, а, напротив, сказали, что армия возвращается преследуемая, жестоко измученная холодом и ее возвращение в Вильну гарантировано только при условии оказания ей мощной поддержки, конечно же Шварцен-берг выдвинулся бы и мог быть с Ренье в Минске до 28 ноября и в Вильне до 10 декабря. В этом случае, вместе с войсками, имевшимися в Вильне, можно было бы собрать около шестидесяти тысяч человек, а с остатками Великой армии — семьдесят две тысячи. А ведь русские вовсе не могли собрать столько солдат. Но Наполеон уехал, не отдав приказаний; Маре, немедленно последовавший за ним, не счел возможным его подменить, и Шварценберг, как и Ренье, томились между Слонимом и Несвижем, не зная, что делать и чему верить. А поскольку еще и дивизия Луазона и бригады Кутара и Франчески были поражены холодом и полностью дезорганизованы, Вильна оказалась совершенно неприкрыта, и не было ни малейших шансов оборонить ее от трех приближавшихся неприятельских корпусов.

После перехода через Березину генерал Кутузов, оставив свою главную армию позади и приняв верховное командование объединенными русскими армиями, поручил Витгенштейну выдвигаться на Вильну дорогой на Свенцяны, Чичагову — дорогой на Ошмяны, а затем направил, но медленнее, свои собственные войска на Новые Троки, дабы помешать воссоединению Шварцен-берга с Наполеоном. Разумеется, он не располагал в целом 80 тысячами людей и не мог бы собрать в одном пункте более 40 тысяч для сражения. Но поскольку Вильна оказалась неприкрыта, хватило бы и авангарда в 5-6 тысяч человек, чтобы вызвать в ней замешательство. Такой авангард существовал: это были казаки Платова и пехота Чаплица.

У французов распались все корпуса: 1-й (Даву), 2-й (Удино), 3-й (Нея), 4-й (принца Евгения), 9-й (Виктора) распались полностью в последние дни под действием крепнущего холода и безостановочного марша. К воротам Вильны маршал Виктор, последним выполнявший роль арьергарда, подошел без единого человека. Каждый солдат шел греться и есть, куда мог, и главное, старался избегать ранений, которые были равнозначны гибели. Из дивизии Луазона выжили не более трех тысяч человек, и примерно столько же выживших осталось в Императорской гвардии. Генералам, здоровым и раненым, стало некем командовать, и они разошлись каждый в свою сторону. Мюрат же, сожалевший о возложенной на него ответственности, встревоженный за свое королевство при виде обширной катастрофы, начинавшей развертываться у него на глазах, лишенный поддержки больного и подавленного Бертье, не знал, что делать и что приказать.

Но неприятель даже не оставил ему времени на сомнения. Обломки армии переполняли Вильну, грабя склады продовольствия и одежды, когда вечером 9 декабря у ворот города показался Платов с казаками. При первых же выстрелах смятение и беспорядок достигли предела. Арьергарда уже не существовало. Генерал Луазон, только и располагавший еще некоторыми силами, примчался с 19-м, старым полком, вновь пополненным новобранцами, и попытался разместиться вне городских стен. Ней, не имевший командования, но бравший его повсюду, где случалась опасность, что ему охотно позволяли, и старый Лефевр, обретя в минуту опасности прежнюю энергию, бегали по улицам Вильны, призывая к оружию и силясь собрать немного вооруженных солдат, чтобы повести их на укрепления. Казаков остановили, но только на несколько часов, и каждый уже думал только о бегстве. Мюрат, столь героический на Москве-реке, неуязвимый Мюрат, которого не брали ни пули ни ядра, внезапно пораженный всеобщей болезнью, последовал примеру своего повелителя и выехал в предместье Вильны, выходившее на дорогу в Ковно. Он отправился туда, дабы успеть уехать одним из первых. Пустившись в путь в ночь с 10 декабря, он сказал только, что едет в Ковно, где попытается собрать за Неманом армию.