Читаем История любви полностью

История любви

В общем, мы решили остаться на Восточном побережье. У нас были десятки чудесных предложений из Бостона, Нью-Йорка и Вашингтона. Дженни даже подумала, что в столицу было бы неплохо. («Мог бы принюхаться к Белому дому, Ол».) Но я склонялся к Нью-Йорку. И с благословения жены сказал «да» фирме «Джонас и Марш», престижной конторе (Марш был в прошлом генеральным прокурором), ориентированной в большей степени на защиту гражданских прав. («Будешь людям помогать и себя не забывать», – сказала Дженни.) Вдобавок они меня обольщали. Сам старик Джонас приехал в Бостон, кормил нас обедом в «Четвертом пирсе», а на другой день прислал Дженни цветы.

Дженни неделю напевала песенку «Джонас, Марш и Баррет». Я просил ее охолонуть; в ответ был послан, потому что сам небось пою ее про себя. Нечего и говорить, она угадала.

Позвольте заметить, однако, что Джонас и Марш платили Оливеру Баррету IV 11 800 долларов – столько не получал никто из нашего выпуска.

Вот, а по успеваемости был только третьим.

16

ПЕРЕМЕНА АДРЕСА

c 1 июля 1967 г.

Мистер и миссис Оливер Баррет IV

Восточная 63-я улица, 263

Нью-Йорк, Нью-Йорк 10021

– Выглядит нуворишески, – пожаловалась Дженни.

– Мы и есть нувориши, – ответил я.

Что еще способствовало моей гордой эйфории – содержание моей машины обходилось почти во столько же, сколько мы платили за квартиру в Кембридже! До «Джонаса и Марша» идти (шествовать – так мне это виделось) было десять минут не спеша – и столько же до дорогих магазинов вроде «Бонвита» и ему подобных, где я велел стерве-жене немедленно открыть счета и начинать тратить.

– Зачем, Оливер?

– Затем, что хочу, чтобы на мне наживались, черт возьми!

Я вступил в Гарвардский клуб Нью-Йорка, куда позвал меня Рэймонд Стрэттон, выпускник 1964 года, недавно вернувшийся к мирной жизни после того, как пострелял во вьетконговцев («Не уверен, что именно в них: просто услышал шум и стал палить по зарослям»). С Рэем мы не меньше трех раз в неделю играли в сквош, и я дал себе обещание стать через три года чемпионом клуба. Потому ли только, что я всплыл на гарвардской территории, или потому, что слух о моих университетских успехах дошел досюда (жалованьем своим я не хвастался, честное слово), «друзья» обнаружили меня снова. Переехали мы сюда в разгар лета (мне пришлось пройти шестинедельный ускоренный курс для сдачи экзамена на адвоката), и поначалу нас приглашали на выходные.

– Пошли они. Оливер, не хочу тратить два дня на трепотню с занудными мажорами.

– Хорошо. Но что я им скажу?

– Скажи просто, что я беременна.

– Правда? – спросил я.

– Нет. Но если останемся дома в эти выходные, может и случиться.

Имя мы уже выбрали. То есть я выбрал и, думаю, в конце концов уговорил Дженни.

– Слушай, не будешь смеяться? – спросил я, когда заговорили об этом.

Она была на кухне (гарнитур в желтых тонах, включая даже посудомоечную машину).

– Мне что-то полюбилось имя Бозо, – сказал я.

– Это ты серьезно?

– Да. Правда, мне нравится.

– Ты назвал бы нашего ребенка Бозо?

– Да. Так. Честно, Джен, – самое имя для суперфутболиста.

– Бозо Баррет. – Она попробовала на слух.

– Он будет настоящим громилой, – продолжал я, все больше убеждая себя с каждым словом. – Бозо Баррет, гарвардский линейный в сборной Лиги плюща.

– Да… но если… Оливер, если он, предположим – только предположим, – будет плохо координирован?

– Джен, этого не может быть. При таких хороших генах. Правда. – Я говорил это искренне, Бозо уже часто грезился мне, когда я шел на работу.

За обедом – недавно был куплен красивый датский сервиз – я вернулся к разговору.

– Бозо будет мощный и координированный, – сказал я Дженни. – Если у него будут твои руки, поставим его фуллбеком.

Она только усмехалась – явно придумывая, как срезать меня, разрушить мою идиллическую картину.

– Подумай, Джен, – продолжал я с набитым ртом. – Двести сорок фунтов[28], при этом изящных.

– Двести сорок фунтов? Оливер, нет такого в наших генах, чтобы уродилось двести сорок фунтов.

– Мы его откормим, Джен. Протеиновая диета. Добавки. Энергетические батончики.

– Да? А если он откажется есть?

– Пусть только попробует, – сказал я, слегка уже разозлясь на парня, который будет сидеть за нашим столом и не подчинится моей спортивной программе. – Будет есть, или я ему лицо расквашу.

Тут Дженни посмотрела мне в глаза и улыбнулась:

– Если весит сто десять – вряд ли.

– А… – Я растерялся, но быстро сообразил. – Но он не сразу будет столько весить!

– Ага, ага. – Она предостерегающе направила на меня ложку. – Но когда подрастет, бери ноги в руки! – И захохотала как сумасшедшая.

Это, конечно, комедия, но я вообразил, как стокилограммовый малый в подгузнике гонится за мной по Центральному парку и кричит: «Ты повежливее с моей матерью, сморчок!»

Ужас. Надеюсь, Дженни за меня заступится.