Когда человек умирает, его тело перестает работать и затем разлагается, но его внутренний дух перевоплощается в животное или еще чаще в птицу. Тела воспринимаются как одежда, а одежда может дать силу людям – одежда шамана помогает сделать их магическими. И, наоборот, люди также придают силу одежде, движениям тела, оживляющим одежду. В языках Южной Америки и коренных народов Карибского бассейна существуют связи между словами, которые относятся к одежде и телу. В обоих случаях одежда или тело могут скрывать внутреннюю сущность, отличную от внешнего облика, но в обоих случаях одежда и тело могут давать возможности. Например, человек в теле ягуара будет способен двигаться так же быстро и яростно, как любой ягуар. В меньшей степени это может быть справедливо и для человека, одетого, как ягуар.
Такие способы бытия многим из нас кажутся чуждыми, но, может, они не такие уж и странные. Мы ведь даем нашим питомцам имена, считаем их членами семьи и думаем, что у них есть своя личность. В более ограниченном смысле такие вещи, как автомобили, могут быть названы и известны через их личности, как и вещи, с которыми мы очень хорошо знакомы, такие как инструменты ремесленника, которые, хотя и не названы, можно понимать как имеющие индивидуальные характеры. Сказки и другие выдумки, в которых фигурируют животные, считаются неправдой, но тем не менее оказываются полезными в работе над деталями того, что значит быть человеком. Действительно, различные животные регулярно воплощают человеческие черты, так что лиса хитра, свинья жадна, а собака верна. Важные выдумки словно «обернуты» вокруг животных и помогают нам понять не их, а самих себя, что не так уж далеко от точки зрения народа оджибва.
Неодушевленные предметы представляют для нас еще больший вызов. В языке оджибва кодируется различие между одушевленными и неодушевленными вещами. Антрополог Ирвинг Хэллоуэлл, работавший с народом оджибва, живущим у реки Беренс в канадской провинции Манитоба, записал следующий вопрос и ответ: «Однажды я спросил одного старика: „Все ли камни, которые мы здесь видим, живые?“ Он долго размышлял, а потом ответил: „Есть и такие“. Этот вдумчивый ответ произвел на меня неизгладимое впечатление»[97]
. Камни грамматически одушевлены в языке оджибва, как и в других алгонкинских языках, и Хэллоуэлл очень хотел разобраться почему. В западном мировоззрении мы пришли к категоризации вещей на основе их сущностных и инвариантных свойств. Вселенную можно разделить на вещи, которые являются живыми, и вещи, которые не являются живыми, хотя и с некоторыми пограничными случаями, немного сложными для решения, такими как вирусы. Классификации оджибва имеют другую основу, проистекающую из опыта. Некоторые камни, как известно, двигались: Хэллоуэлл повторяет историю о камне, который катился за человеческим «владельцем» и имел отметину, похожую на рот. Он мог двигаться таким образом, что имитировал речь. Такой камень явно был живым, в то время как другие могли и не быть живыми, или, по крайней мере, никто никогда не видел, чтобы те двигались. Требовалось повышенное внимание, чтобы отделить одушевленные вещи от неживых – это нельзя было определить на основе общих классификационных принципов. Термин оджибва, наиболее близкий к «живому» или «одушевленному» –Этот факт может показаться странным для чужаков, но представители народа оджибва уделяли меньше внимания классификации и были наблюдательны, что также, очевидно, важно в других человеческих традициях. Движущиеся камни являются частью мира, который активен, растет и меняется. Опять же, западному мышлению было бы трудно допустить, что камни движутся, однако мы действительно признаем движение во всех объектах на атомном уровне, пусть большинство из нас не имеет прямого опыта движения атомов, и мы также понимаем, что континенты движутся из-за сил циркуляции земной коры. В промежутках между этими очень маленькими и очень большими движениями мы все признаем, что камни разрушаются под воздействием воды и ветра, меняют свою форму и, возможно, положение под воздействием таких сил. Для западных людей очень важно понятие природы. Для многих в мире, включая коренных американцев, это не так. Туземцы не думают, что могут знать заранее о способностях вещей. Только находясь с ними и действуя согласованно, они узнают об этих способностях. Нам может быть трудно принять подобное, но такой взгляд тоже кажется вполне разумной позицией.