История моей жизни

- Ну где же ваше слово? - говорит еврей, указывая на лежащего Гарина. Вы же мне сказали, что он будет трезв, как стекло... И он-таки лежит, как стекло. Ой, я уже вижу, что мнетаки придется закрыть спектакли!.. Вы хотите, чтобы я нищим ушел отсюда... Ведь я городской управе плачу вперед, а сам получаю назад. Вы же помните, как "Человек, который смеется" не состоялся?.. А почему не состоялся?.. А потому, что господин Гарин на ногах не стоял... Но я не хочу докладывать на этом деле!.. Вы слышите?.. Не хочу!..

Еврей не говорит, а кричит изо всей мочи. И спящий просыпается. Сначала Гарин потягивается и рычит, потом приподнимается и обеими руками трет лицо и голову, а затем длительно зевает, встает и, заложив руки за голову, вытягивается во весь гигантский рост и так рявкает, что еврей невольно делает шаг назад.

- Кто вы и что вам от меня надо? - гудящим басом обращается проснувшийся к пришедшим.

- Господин Гарин... Извините меня... - начинает еврей тихо и примирительно, - но я пришел просить вас, чтобы вы мне из "Короля Лира" не сделали "Человека, который смеется"... Сегодня полный сбор... И если мне придется возвратить публике...

Гарин не дает ему договорить:

- Вон отсюда!.. Здесь храм искусства, а не базар!..

Мощный голос Гарина ветром сдувает пришедших, и оба исчезают.

А я прижимаюсь к стене и не знаю - бежать или оставаться?

- Мишка!.. Ты здесь, миляга?.. Получил ответ?..

И уже другой человек говорит: тон мягкий и приятно-густой.

Я подаю письмо. Гарин подходит к лампочке, наклоняется и читает.

- Ага!.. То-то!.. Вот так лучше будет... - шепчет он про себя.

Потом садится на стул, задумывается и вдруг вскакивает, идет к двери, высовывает в коридор голову и кричит:

- Парикмахер!..

Рев Гарина катится большими барабанами, и сейчас же раздаются чьи-то торопливые шаги.

Вбегает тонкий, костлявый человек на длинных ногах-ходулях, в коротенькой черной визитке. Небольшая птичья голова его висит на гусиной шее впереди туловища.

- Уберите эту вонючку и дайте пару свечей! - приказывает Гарин.

Парикмахер, согнувшись в "э" оборотное, хватает лампочку и молча уходит.

Гарин снова опускается на стул, роняет тяжелую голову на грудь и стонет.

- Какая гадость во рту! - ворчит он. - Фу ты, чорт возьми!

Потом, обращаясь ко мне:

- Мишка, голубчик ты мой... Сбегай, душа моя, за квасом... Знаешь, тут на площади погреб есть...

Он запускает два пальца в жилетный карман, достает двугривенный и протягивает его мне...

- Сбегай... сделай милость...

С этого момента попадаю во власть Гарина, теряю представление о времени и уже не думаю об Оксане.

Возвращаюсь с квасом и застаю парикмахера. Комната освещена двумя свечами, воткнутыми в бутылки.

- Принес?! - радостно восклицает Гарин. - Ну, что Мишка за молодец такой!.. Сдачу возьми себе на орехи, - добавляет он.

В моей руке целый пятиалтынный! Мне даже не верится: никогда еще таких больших денег у меня не было.

Гарин выпивает квас залпом - стакан за стаканом.

Ладонью вытирает толстогубый рот, поднимается, расправляет широкие плечи, откидывает назад большую темнорусую голову, обеими руками подтягивает брюки и пробует голос:

- Та-ма-ра... Са-ла-ман-дра...

Из богатырской груди вырываются не звуки человеческого голоса, а вопли необычайной силы, заполняющие не только нашу комнату, но и все смежные помещения.

- Ну, что... как звучит голос? Недурно как будто? - спрашивает Гарин.

Парикмахер, прежде чем ответить, оправляет выскочивший из короткого рукава визитки манжет, вытягивает вперед голову с остренькой бородкой, похожей на запятую концом вверх, и говорит на плохом русском языке:

- Разве у вас голос звучит? Он бьет пудовым молотом прямо по голове.

Гарин хохочет. А спустя немного становится в позу, делается меньше ростом, суживает глаза, лицо принимает выражение оскорбленного человека, доведенного обидой до отчаяния, а затем голосом, полным злой горечи, декламирует.

Дуй, ветер, злись, пока не лопнут щеки!..

Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,

Залейте башни, флюгера на башнях...

Вы, серные и быстрые огни,

Предвестники громовых тяжких стрел,

Дубов крушители...

Летите прямо

На голову мою седую.

Я слушаю с остановившимся сердцем, и полнозвучные слова, произносимые Гариным, живут и гнездятся под моим черепом.

- Вот что, дорогой мой, - неожиданно обрывает Гарин, обращаясь к парикмахеру, - с третьего действия мне понадобится второй парик... Тот самый, что надевал в Виннице...

- Это все можно, но где я возьму помощника? Захарка уже второй день валяется пьяный, а сегодня действующих лиц - целая синагога... Вот вы, господин Гарин, - продолжает парикмахер, - не любите евреев... А за что? За то, что мы не пьяницы? Мне уже сорок лет, а я, извините, ни разу еще не был пьян.

- Да неужели?! - перебивает Гарин. - Прожить сорок лет - и ни разу... От всего сердца жалею вас... А что касается помощника, то я рекомендую Мишку: человек на редкость... Мишка, пойдешь в помощники?

- Пойду, - откликаюсь я, уверенный, что мое согласие доставит удовольствие Гарину.