История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье

Иногда объектом оскорблений становилась не я, а мои родственники. Им приписывали свойственные Габсбургам грешки и странности. Еще одним поводом для обид служило мое более высокое положение. Наконец, мне надоело бороться с превосходящими силами. Жаловаться я считала ниже своего достоинства, понимая, что меня выставят капризной истеричкой, которой нужны твердая рука и подчинение. Иногда подобные меры действительно помогают, но в большинстве случаев лишь способствуют доведению жертвы до отчаяния.

О, как я страдала в те дни! Я часто пыталась продемонстрировать благородство характера и простить тех, кто так глубоко меня ранил, но ничего не получалось. Яд слишком глубоко проник ко мне в душу; возможно, способность прощать вернется позже, но сейчас я изгнала его из своего сердца. Я напоминала себе лесную птичку, попавшую в силки птицелова и посаженную в клетку. Вечерней порой я часто стояла у окна и наблюдала за счастливыми дрезденцами, которые спешили по домам. Как же я им завидовала! Во всяком случае, они могли жить как нормальные люди – мне же, казалось, запрещено все, кроме одного – страдать.

Наивны те, кто завидует коронованным особам, ведь лишь немногие из нас не жалеют о своем положении. Внешние атрибуты королевского статуса всегда привлекательны; сцены с нашим участием внушительны и приковывают внимание. И тем не менее в глубине души члены королевских семей, как правило, самые обычные люди. В силу нашего воспитания мы не годимся ни для какого другого положения в жизни. Мы занимаемся благотворительностью, потому что в нашем распоряжении всегда есть деньги; мы кажемся милыми и покладистыми, потому что нас учили быть такими; но, став существами из плоти и крови, мы теряем часть нашего ореола. Я часто думаю: именно напыщенность и торжественная обстановка, окружающие членов королевских семей, больше всего нравятся простому народу. Не сомневаюсь, что дрезденцы охотно предпочли бы коронации хорошее цирковое представление.

Мои враги беспрепятственно преследовали меня; во дворце не было ни единой души, кому я могла бы доверять. И такова была власть фон Мецша, что никто не осмеливался намекнуть, кто на самом деле стоит за интригами, направленными против меня. Я чувствовала себя как заключенный, приговоренный к смерти, которому не разрешают узнать, когда приговор приведут в исполнение. Такое подействовало бы на нервы даже более сильному человеку, а мне, по натуре нервной и впечатлительной, происходящее казалось настоящей пыткой. Я была молодой женщиной со свойственной юности пылкостью, и мой здравый смысл восставал против незаслуженных оскорблений и унижений, которым я подвергалась.

Еще один опасный шпион находился в моем непосредственном окружении, но я не стану пачкать эти страницы, называя его имя, ибо он достоин лишь сравнения с ядовитой змеей. Он принадлежит к тому типу, какой встречается только во дворцах. Он и ему подобные в ответе за многие огромные трагедии, которым никогда не суждено стать достоянием гласности. Для меня непостижима власть, какую приобретают такие создания. Как правило, они начинают карьеру с юности, когда по той или иной причине им удается завязать фамильярные отношения с кем-нибудь из членов королевской семьи. С возрастом они учатся прекрасно ориентироваться в лабиринте интриг, который всегда существует в дворцовой жизни. Постепенно они становятся незаменимыми; они выуживают признания у своих несчастных хозяев и хозяек и таким образом, узнав их тайны, приобретают власть над ними.

Подобных придворных считают своего рода тайными ключами, с помощью которых можно многое узнать о частной жизни королей и королев; они испорчены до мозга костей, а привычка к богатству и праздности взращивает в них черствость и меркантильность. Благодарность и верность? Такие качества им не знакомы. Они живут в мире своих желаний и интриг, и горе тем несчастным, кто переходит им дорогу!

К шпиону, которого упомянула, я относилась с особенной неприязнью; один из личных слуг моего мужа, он позволял себе недопустимые вольности в речах и поступках. Однажды он посмел обратиться ко мне в омерзительно фамильярной манере, а когда понял, насколько мне противно такое обращение, стал неотступно следить за мной, и я постоянно чувствовала на себе его косые взгляды. Его окружала какая-то злобная атмосфера. Всякий раз, как он выходил, мне ужасно хотелось распахнуть все окна и впустить свежий воздух, чтобы очистить комнату. Я никогда не испытывала столь резкой антипатии ни к кому, кроме этого шпиона фон Мецша, и часто думала: как жаль, что при саксонском дворе, во многом сохранившем средневековые обычаи и традиции, не принято, как в Средние века, решительно затыкать рот подобным предателям!

Возможно, мужчина, преследующий женщину с безжалостной ненавистью, надеется, что останется безнаказанным. Однако я настолько старомодна в своих убеждениях, что не сомневаюсь: когда-нибудь высший суд вынесет Георгу фон Мецшу приговор, который нельзя будет обжаловать.

Глава 14

Я покидаю Дрезден