История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье

– Луиза, мне более невыносимо иметь вас своей невесткой. Ваши взгляды и презрение к традициям нашего двора убедили меня в том, что вы совершенно не соответствуете моим представлениям об идеальной королеве Саксонии. Вы не нравитесь мне лично, никогда не нравились, и… одним словом, я намерен вас удалить. Жалею лишь о том, – продолжал он, – что нелепые современные законы не позволяют мне заключить вас в тюрьму пожизненно или, лучше того, сделать так, чтобы вы исчезли и никто не знал бы вашей судьбы. Вы выполнили свое предназначение, то есть произвели на свет принцев, которые продолжат наш род. Поэтому мне вы больше не нужны. Сейчас, Луиза, я скажу вам то, что думал о вас всегда. Вы безумны, а причиной вашего душевного состояния стали глубоко укоренившиеся в вас странности Бурбонов-Габсбургов. К счастью, в наши дни безумцам предоставляют все условия. Поэтому, моя бедная Луиза, я лично позабочусь о том, чтобы вас оградили от последствий ваших поступков.

Не произнеся больше ни слова, он оставил меня, и в будуар вошла весьма взволнованная фрау фон Фрицш. Не сомневаюсь, она с интересом подслушивала наш разговор. Она сразу же начала превозносить моего свекра.

– Он так справедлив, так добр и так печется о вашем благе, что желает, чтобы ваш муж оставался в неведении о многих связанных с вами печальных истинах. – Затем она продолжала материнским тоном: – Милая принцесса, я вам так сочувствую! Представьте, что ваше истерическое состояние усугубится и вы причините вред своим малышам! Как это ужасно! Для вас было бы лучше вовсе не видеть детей… Мне приказано отныне никогда не оставлять вас с ними наедине.

После того как меня откровенно назвали безумной, я испытала такой ужас, что вначале лишилась дара речи; не сразу собралась с духом и перешла в наступление.

– Замолчите сейчас же! – вскричала я. – Не смейте находиться со мной рядом! Предательница и шпионка! Говори вы обо мне правду, все бы знали, что я в жизни не совершала ничего постыдного! Ступайте к королю и беседуйте с ним о Платоне – эта тема вызовет у вас приятные воспоминания. Меня же оставьте сию секунду, или я прикажу выставить вас из моего будуара!

После моих слов фрау фон Фрицш совершенно утратила самообладание и зашипела на меня:

– Ах… сейчас-то вы говорите смело, ваше императорское высочество, но позвольте заметить, что ваши роды пройдут в психиатрической больнице Зонненштайн! Мы с вашим свекром уже обо всем договорились; вам приготовлены комнаты.

Оставшись одна, я попыталась успокоиться и рассмотреть свое отчаянное положение со всех сторон. Вряд ли кому-то было так же тяжело. Как я и предчувствовала, к действиям короля подтолкнул внезапный отъезд господина Жирона. Судя по всему, он с самого начала собирался заклеймить меня или неверной женой, или сумасшедшей; первый план провалился, поскольку не было ни малейшего доказательства какой-либо liaison[44] между господином Жироном и мною. Вот почему мои враги прибегли ко второму средству для достижения цели.

Ломая руки, я представляла, насколько буду беспомощна, как только меня поместят в лечебницу для душевнобольных, и с дрожью вспоминала несчастных принцесс, которых приговаривали к тому, что я приравниваю к похоронам заживо. Одним из главных страхов в моей жизни всегда был страх безумия и заключения в сумасшедшем доме, как бы его ни называли – «домом покоя», «уединенным замком» или «частным санаторием». Габсбургов всегда возмущало любое ограничение свободы, и весь мой дух восставал против той участи, какую мне уготовили. Что же я могла сделать? Я долго думала, и в конце концов в моей голове возникло слово: «Побег». Я знала, что в Дрездене дни моей личной свободы сочтены, а любое обращение к мужу окажется бесполезным, если не хуже. Для меня не оставалось иного выхода, кроме бегства. Однако, думая о побеге, я переживала страшные муки, осознав, что мне придется покинуть детей – моих драгоценных малышей. Я живо представила милых Георга и Эрни и моего любимого Тиа. Они останутся без своей мамочки, которая так нежно их любит! Слезы наворачивались на глаза при мысли о моих маленьких девочках; утешало лишь то, что они были еще слишком малы, чтобы долго обо мне горевать.

Меня называют легкомысленной женщиной и бессердечной матерью, которая самым жестоким образом бросила детей. Поскольку же сейчас я рассказываю правду, предоставляю обществу судить, кто проявил большую жестокость – затравленная, преследуемая женщина, которая бежала к свободе, или ее бессовестные враги, оторвавшие ее от мужа, дома и детей? Я знала, что о детях хорошо позаботятся, и думала, что, спустя какое-то время можно будет устроить так, чтобы увидеться с детьми в Зальцбурге или каком-то другом месте, куда без труда можно попасть из Дрездена.