– Что же нам делать? – спросила я, потому что была уверена, что теперь, когда открылась причина моего приезда в Зальцбург, мама непременно напишет в Дрезден. Меня очень страшило то, что может последовать за ее откровениями.
– Что нам делать? Луиза, мы бежим завтра вечером! Я все устрою; думаю, нам лучше всего отправиться в Швейцарию, – беззаботно ответил брат.
Я вспомнила старую пословицу, что в бурю любая гавань хороша; и, хотя у меня и в мыслях не было столь спешно покидать Зальцбург, мне показалось, что немедленное бегство – единственно возможный для меня выход. Еще раз я в отчаянии обратилась к папе, но, не получив удовлетворительного отклика, поняла, что жребий брошен и мы с Леопольдом должны объединить нашу участь.
Часы того судьбоносного вечера тянулись страшно медленно. Леопольд должен был зайти за мной и забрать меня в половине первого ночи. Чтобы не возбуждать подозрений моей горничной, которая спала в соседней комнате, я рано легла спать. Как только мне показалось, что она уснула, я выбралась из постели и очень тихо оделась, стараясь не шуметь. Так как на улице была лютая стужа, я надела толстое черное саржевое платье с каракулевой муфтой и боа; мой костюм дополняла фетровая шляпа с плотной креповой вуалью. Все свои драгоценности, три смены нижнего белья, чулки, носовые платки, а также необходимые туалетные принадлежности я уложила в небольшой саквояж. Не успела я управиться со своими простыми приготовлениями, как пришел Леопольд. Я тихо открыла дверь, мы разулись и крадучись вышли в ледяной салон.
Расстояние до апартаментов брата казалось бесконечным; мы осторожно шли по парадным залам, по картинной галерее, населенной привидениями, где при лунном свете я видела портреты моих предков Габсбургов. Они надменно взирали сверху вниз на своих потомков-беглецов. В моем взвинченном состоянии мне казалось, что на их лицах застыло какое-то злорадное выражение; более того, портреты выглядели такими живыми, что я нисколько не удивилась бы, если бы кто-то из них вдруг вышел из рамы и заговорил с нами.
Наконец мы добрались до комнат Леопольда, откуда, почти не дыша, спустились вниз по боковой лестнице. Мы вздрагивали от каждого шороха; в старых зданиях всегда довольно шумно, особенно по ночам: скрипят половицы, за стенными панелями ползают насекомые. Леопольд отпер дверь у подножия лестницы, и мы очутились снаружи, на главной площади Зальцбурга. Было очень тихо; яркий лунный свет заливал снег, покрывший землю. В ту ночь ударил сильный мороз, шестнадцать градусов ниже нуля, и все выглядело нереальным и неземным.
Посмотрев на закрытые ставнями окна спящего дворца, я с болью подумала, что снова прощаюсь и делаю еще один шаг к неизвестности. Мне вспомнилось полушутливое замечание Фердинанда Болгарского о красивых цветочках, которые выращивают в Зальцбурге, и я с грустной иронией подумала: по крайней мере, один такой цветочек испытывает боль, когда его с корнем вырывают из родной почвы. Этот цветок не цвел там, куда его пересадили, а когда он пожелал вернуться в свой прежний сад, там не нашлось для него места.
Нас поджидала закрытая карета, запряженная быстрыми лошадьми. Мы во весь опор помчались к полустанку в трех часах от Зальцбурга; там мы сели на венский экспресс до Цюриха. Колесо фортуны снова сделало полный оборот.
Глава 16
В Цюрих мы прибыли в тот же день, в пять часов вечера. Лишь очутившись в Швейцарии, я поняла, что нахожусь в безопасности и никто не станет меня преследовать. Впрочем, брат был сама доброта; он уговаривал меня поискать во всем что-то хорошее. Сразу после того, как мы приехали в Цюрих, он телеграфировал отцу и сообщил, что мы уехали в Швейцарию и намерены там остаться.
Я жила словно во сне; приехав в Швейцарию, я поняла, что в самом деле перешла Рубикон и сожгла большую часть своих кораблей. Когда обычная женщина бежит от условностей, в конце концов она лишь дальше уходит в тот мир, с которым она уже знакома; я же очутилась в положении путешественницы в неизведанное и перенесла много страданий, которые неизменно выпадают на долю первооткрывателя.
Выйдя на цюрихский перрон, я осознала, что стала всего лишь очередной единицей в толпе. Вокруг царили спешка и суета. Я вспоминала, с какими почестями обычно встречают приехавших на железнодорожный вокзал членов королевской семьи. Меня никто не встречал, не стелил мне под ноги красный ковер, меня не ждали друзья и родные. Никто не знал, что женщина в черном, с несчастным выражением лица, и красивый молодой человек, который ее сопровождает, – кронпринцесса Саксонская и ее брат, эрцгерцог Леопольд.