История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье

Кризис наступил в ноябре 1902 года. Однажды утром фрау фон Фрицш вошла ко мне в гостиную и, к моему крайнему изумлению, посмела сделать замечание по поводу моего дружеского интереса к наставнику моих сыновей. Хотя я считаю себя разумной и всегда прислушиваюсь к добрым советам, наглость этой женщины превзошла все мыслимые пределы. Она сочла себя вправе, на основании дружбы с моим свекром, критиковать меня! Возмутившись, я потребовала, чтобы она повторила свои обвинения в присутствии моего мужа и сказала ему, что я якобы флиртовала с господином Жироном.

Фрау фон Фрицш ломала руки и рыдала, умоляя, чтобы я не заставляла ее все повторять Фридриху-Августу. Затем она побежала к моему свекру, а я разыскала мужа и, разрыдавшись, попросила увезти меня из Саксонии. Тогда он еще не оправился после перелома ноги, и мои мольбы стали для него настоящим потрясением.

– Поедем в Египет! – молила я. – С тобой я почувствую себя в безопасности и успокоюсь. Только ты можешь меня спасти. Умоляю, прошу тебя оградить меня от тех, кто пытается меня погубить!

Но все было тщетно. Муж просто сказал, что я принимаю все слишком близко к сердцу и истерична в силу моего положения. Он уверял, что не может покинуть Дрезден из-за состояния здоровья его отца. Если я в самом деле так хочу, мы можем отправиться в путешествие позже.

– Позже, – рыдала я, – может быть слишком поздно, Фридрих!

Ах, если бы только мой муж был не таким хорошим человеком! Он считал женщину и мать понятиями настолько священными, что даже представить себе не мог, будто кто-то способен их опорочить. В силу же своего воспитания он считал невообразимым, чтобы кто-то посмел даже намекать на нечто дурное, касающееся кронпринцессы Саксонской!

О, я могла бы многое ему рассказать! Даже в моей благотворительной деятельности, например в посещении больниц, усматривали нечто дурное. Я была попечительницей Дрезденской детской больницы, часто ездила туда и помогала ухаживать за маленькими пациентами. Иногда я даже делала перевязки. Однажды главный врач в отчаянии позвонил мне по телефону и сообщил, что одна бедная девочка не желает менять повязки, пока я не приеду. Он умолял исполнить просьбу страдалицы, жить которой оставалось недолго. Когда позвонили из больницы, мы пили чай. Я сразу же захотела поехать, но свекор мне категорически запретил.

– Пусть крыса умирает, – высокомерно и презрительно бросил он.

Его жестокость по отношению к умирающей девочке возмутила меня даже больше, чем все, что он делал мне. Он не дал мне исполнить свой долг, не позволив облегчить страдания тех, кто нуждался во мне и в моей помощи в болезни или несчастье. Надеюсь, перед смертью бедная девочка поняла, как мне хотелось оказаться с ней рядом и как часто я думала о ней в тот вечер.

После своих обвинений фрау фон Фрицш втайне позвала к себе господина Жирона и пыталась обманом заставить его признаться во влечении ко мне. Он пришел в ярость и потребовал встречи лицом к лицу со своими очернителями. Ничто не могло убедить его остаться при дворе. Моему мужу он сказал, что вынужден уехать в Брюссель по срочному семейному делу.

Фрау фон Фрицш тут же отправилась к моему свекру и просила его не отпускать господина Жирона из Дрездена. Думаю, причина заключалась лишь в том, что его отъезд положил бы конец всем надеждам на мое падение. Естественно, короля расстроил такой оборот событий. Он даже просил меня уговорить гувернера остаться. Однако господин Жирон был непреклонен и в начале ноября 1902 года уехал из Дрездена.

Не знаю, какую епитимью наложил на себя мой свекор, дабы успокоить муки совести. Не сомневаюсь, что души в чистилище вынуждены были выслушать много дополнительных месс, а поскольку придворные священники получали по пяти марок за каждую мессу, наверное, их не слишком заботили наши семейные разногласия.

Когда король до конца осознал, что его планам временно не суждено осуществиться, он послал за мной и с холодной ненавистью изложил свой замысел в отношении меня. Мне представляется, что во время той беседы истинная вера должна была в слезах бежать от него.

Мы смотрели друг на друга в упор, внешне спокойные. Он не стал ходить вокруг да около и сразу сказал: