Совершенно новый этап начался после русской революции 1917 года. На нее татары отреагировали по-разному. Одна группа, отстаивавшая культурную автономию, выступала за сохранение союза с Россией, главным образом по экономическим причинам. Другие высказывались за полную независимость для «народов Идель-Урал», как они называли татар, проживающих между Волгой (по-тюркски Идель, ранее – Этиль) и Уральскими горами. Однако в действительности в этом регионе ничего существенного не было достигнуто, в то время как Крым несколько месяцев пользовался независимостью, а Северный Азербайджан – два года (1918–1920). В Азербайджане, где русскому правлению было лишь сто лет и мусульманское население оставалось сравнительно компактно проживающим, национальное движение было сильным и получило поддержку у соседней Турции. В конечном счете большевистское правительство подавило все сепаратистские движения. Новый режим дал различным тюркским народам привилегии культурной автономии, которые постепенно развивались и осуществлялись на практике. Но одновременно он остановил сближение этих народов, разбив их на отдельные автономные области или республики и возвышая их диалекты до уровня литературных языков. Все эти веяния затронули татарские и башкирские регионы, а также Крым и Азербайджан.
По большевистскому плану такая автономия имела отношение лишь к использованию языка. Содержание национальной культуры должно было быть марксистским и в основном таким и стало. Самобытные движения, имеющие целью какое-либо саморазвитие, подавлялись. Должность муфтия, который имел резиденцию в Уфе и теперь избирался верующими, приобрела особую важность после 1917 года, поскольку стала единственным общим институтом тюрков России. Антирелигиозная борьба распространилась на ислам, и сфера функций муфтия была ограничена максимально узкими рамками.
При большевиках повседневная жизнь тюрков России подверглась фундаментальным изменениям. Антирелигиозная позиция, которой большевики строго придерживались в ранние годы, привела к тому, что многие представители молодого поколения выросли без религии. Посещение мечетей перестало быть возможным, и, таким образом, одна из основных нерусских черт оказалась попросту стерта. Более того, знание русского языка делало быстрые шаги, его наступление всячески поощрялось властями, несмотря на гарантию языковой автономии. Там, где русский язык первоначально понимался лишь отдельными личностями, ныне он стал языком масс. Хотя его понимали еще не все, большое число людей, руководствуясь практическими соображениями, предпочитало отдавать детей в русские, а не в татарские школы. Получалось, что в конечном счете они знали русский язык лучше, чем свой родной. Коллективизация в волжском регионе и в Крыму между 1928 и 1930 годами вынудила многих крестьян уехать в другие районы России и также в довольно значительном количестве – в Среднюю Азию. Их места были заняты русскими. Статус татарской нации оказался под большой угрозой. Если даже число молодых людей, ставших более или менее чужими своему родному языку и культуре, оставалось небольшим, возрастающая частота смешанных браков, в которых обе стороны были атеистами, показывала общее направление движения. Приостановили ли рост религиозного безразличия уступки религии в 1942 году и поддержка Кремлем политически надежных духовных лидеров, остается вопросом, ответ на который получить не так просто. Татары-кряшены, которые вплоть до недавних времен традиционно держались подальше от мусульман, открыты русскому влиянию. Азербайджанцы все еще остаются отдельным национальным блоком, благодаря своему периферийному положению и компактному расселению. Но даже их национальная индивидуальность оказалась под угрозой, ввиду роста русского промышленного пролетариата в Баку. Потомки тюрков и монголов, которые однажды правили в Восточной Европе, таким образом, приближаются к кризису своего национального существования, результат которого предвидеть невозможно.
Глава 13
Крым