История о двух влюблённых

Если не слышишь, смотри — меч пронзит мне бок, и возьмет двоих одна кончина. О жизнь моя, сладость моя, отрада моя, надежда единственная, неколебимый покой! Так-то я должен лишиться тебя, Лукреция? Открой глаза, подними голову; ты еще не мертва, я вижу: еще в тебе есть тепло, есть дыхание. Что же не заговоришь со мною? Так ты меня привечаешь? к таким утехам зовешь? такую ночь мне даруешь? Поднимись, молю, душа моя, посмотри на твоего Эвриала; здесь я, твой Эвриал». Так говоря, струил он слезы потоком на ее лоб и виски, и ими, как розовой водою, пробужденная, восстала она, точно от глубокого сна, и, узрев своего любовника, воскликнула: «Увы мне, Эвриал, где я? Почему ты не дал мне умереть? Счастливою скончалась бы я у тебя на руках. О если бы мне так уйти, прежде чем ты отбудешь из города!»

За сею беседою идут они в комнату, где проводят такую ночь, какая, мне мнится, была между двух любовников, когда на высоких ладьях увез Парис похищенную Елену. Столь сладкою та ночь была, что молвили оба, что Марсу и Венере не было вместе так хорошо. «Ты мой Ганимед, ты мой Ипполит и мой Диомед», — молвила Лукреция. «Ты моя Поликсена, — отвечал Эвриал, — ты Эмилия{85}, ты сама Венера»; и восхвалял то уста ее, то ланиты, то очи. Подняв покрывало, он увидел тайные красоты, не виденные прежде, и молвил: «Я нахожу больше, чем надеялся. Такою узрел Актеон купающуюся в ключе Диану. Что прекраснее этих членов, что их белее? Я вознагражден за все опасности. Чего не подобало бы ради тебя претерпеть? О дивная грудь, о сосцы, достойные ласки! я ли вас касаюсь, я вами обладаю, вы в моих руках? О изящные члены, о благоухающее тело, подлинно ль ты в моей власти? Лучше бы теперь умереть, пока еще радость эта свежа, пока не случилось какой беды. Душа моя, я обнимаю тебя — или это сон? Вправду ли эта отрада — или она мне в безумии мнится? Нет, не во сне, но подлинно все совершается{86}. О сладкие лобзанья! о любезные объятья! о медовые укусы! Никого нет меня счастливее, никого блаженнее! Но увы, сколь быстротечны часы! Неприязненная ночь, куда ты летишь?.. Стой, Аполлон, останься подольше в преисподней. Что так споро влечешь коней под ярмо? Позволь им еще попастись. Дай мне ночь, какую дал Алкмене. Что так внезапно покидаешь Тифона твоего ложе, Аврора? Если бы ты была столь мила ему, как мне Лукреция, не дал бы он тебе подняться так рано. Никогда ночь не казалась мне столь краткой, хотя я и бывал у британцев и даков». Так Эвриал; но не меньше того молвила Лукреция. Ни лобзанья, ни слова не оставалось без ответа. Прижимался он, прижималась она, и после Венериных игр они не падали, утомленные, но как Антей от земли воздымался, окрепнув, так после сраженья они становились бодрей и сильней. Когда ночь прошла и кудри свои из океана поднимала Аврора, они расстались. И много дней не было им случая встретиться, ибо надзор день ото дня усиливался. Все, однако, одолела любовь и нашла наконец путь к свиданью, коим любовники часто пользовались.

Между тем Цезарь, уже с Евгением примирившийся, решил отправляться в Рим. Узнала об этом Лукреция: чего не узнает любовь, и обмануть возможно ль влюбленных{87}? Итак, Лукреция написала Эвриалу:

«Если бы могла моя душа сердиться на тебя, я бы сейчас гневалась, что ты утаил от меня скорый отъезд{88}. Но любит тебя дух мой больше, чем меня самое, и никакою причиною не сделается тебе враждебным. Увы, сердце мое, почему ты не сказал мне, что Цезарь намерен уезжать? Он готовится в путь, и ты здесь не промедлишь, я знаю: что же, ответь, станет со мною? Что мне делать, злосчастной? где найти покой? Если ты меня покинешь, двух дней не проживу. Ради этого письма, моими слезами залитого, ради твоей десницы и данного мне обещания, если я пред тобою заслужила или была для тебя хоть какою-то отрадой, смилуйся над несчастной любовницей{89}. Не прошу, чтобы ты остался, но забери меня с собою. Вечером я притворюсь, что хочу отправиться в Вифлеем, и возьму с собой одну старуху. Пусть будут там двое или трое из твоих слуг и похитят меня: нетрудно похитить согласную. Не думай, что это для тебя позор; ведь и Приамов сын супругу себе добыл похищеньем. Ты не причинишь обиды моему мужу: он все равно меня потеряет; ведь если ты не уведешь, смерть меня у него отберет. Но не будь так жесток, не оставляй меня умирать, всегда любившую тебя больше себя самой».

На это Эвриал отвечал таким образом: