Читаем История одного поколения полностью

Приятели ускорили шаг и через пару минут уже жадно глядели в небольшой экран. По одному из каналов шел экстренный выпуск новостей, причем корреспондентка брала интервью у сторонников Верховного Совета, которые в тот момент тоже грелись возле своих костров.

— О черт! — излишне громко воскликнул Михаил, толкая в бок Князева. — Нет, ну ты посмотри на эти рожи! А мы-то удивляемся, почему их с нами нет!

— Потише, пожалуйста, — попросил один из стоявших рядом людей, и Ястребов виновато улыбнулся, не переставая теребить Дениса. Впрочем, тот и сам не отрывался от экрана, на котором крупным планом красовался Вадим Гринев.

— У нас уже сформированы боевые группы, по десять человек в каждой, — говорил он, раздуваясь от сознания собственной значимости. За его спиной, прислушиваясь и кивая, находился второй член их бывшей компании — Сергей Иванов.

— Ну и как тебе наши красавцы-десятники? — яростно закуривая, поинтересовался Ястребов, когда они отошли немного в сторону, чтобы обменяться впечатлениями, не мешая окружающим.

— А чему ты удивляешься? Гражданская война разводит по разные стороны баррикад.

— Но ведь в девяносто первом году мы были вместе!

— Тут, конечно, есть определенная загадка, — согласился Князев. — Насчет Иванова я не очень удивляюсь — это абсолютно беспринципная личность. Другой вопрос — зачем человек, больше всего на свете дорожащий собственной шкурой, полез туда, где стреляют? Может, оружием захотел разжиться или понадеялся заняться мародерством? А вот Гринев меня поразил… Два года назад он геройствовал больше всех нас и даже получил пулю в бедро!

— Вот именно! И что с ним произошло за эти два года — уму непостижимо. Однако все это весьма печально, — подытожил Ястребов. — Что, если они полезут сюда и нам придется с ними драться?

Вместо ответа Денис пожал плечами и красноречиво развел руками.

— А, кстати, — заговорил он несколько минут спустя, когда они вновь направились в сторону Моссовета, — обрати внимание на интересную историческую аналогию. Ведь и в эпоху Великой французской революции девяносто третий год выделяется контрреволюционным восстанием, которое подняли сторонники монархистов в провинции Вандея. Если считать события 1991 года антикоммунистической революцией, — а это, несомненно, так, — то неизбежно должна была произойти и попытка контрреволюционного переворота, которую мы сейчас наблюдаем.

— Да, но ведь именно в том же 93-м году произошел якобинский переворот, который является прямой аналогией большевистского переворота тысяча девятьсот семнадцатого, — отвечал Ястребов. — Впрочем, черт с ними, со всеми этими аналогиями, в данный момент они меня не очень греют… Поговорим лучше о женщинах. Ты знаешь, что я тут недавно встретил Марусю Сергееву?

— Серьезно? — оживился Денис. — Ну и как она?

— Плохо. Точнее сказать — очень плохо. Опускается девушка.

— В каком смысле?

— В прямом. Подурнела, пьет много, за собой почти не следит. В общем, грустное и жалкое зрелище.

— А что с ней случилось?

— Неудачи в личной жизни, можно даже сказать — трагедия. Ты знаешь, что вскоре после окончания школы она вышла замуж за какого-то придурка и родила от него сына?

— Да, знаю. Но ведь ты же мне рассказывал, что не прошло и двух лет, как она развелась.

— Все верно, развелась и начала гулять. Сына подбрасывала Верке и Вадиму Гриневым, а сама бежала на свидание с очередным хахалем. Но не в этом дело.

— А в чем?

— В этом году ее сыну исполнилось бы шестнадцать лет, но, увы, не исполнилось!

— То есть как — не исполнилось? А что с ним стало? — Денис всегда с большой симпатией относился к Марусе, поэтому слушал рассказ Ястребова с живейшим интересом.

— Менты забили, — коротко отвечал Михаил и, чуть помолчав, добавил: — Насмерть.

Князев вздрогнул.

— О черт! Да не молчи, свинья ты этакая, расскажи поподробнее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рожденные в СССР

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее