История одной любви. Окончание

— Снова роман, только другого автора. Пишет Теплица: «Настя выставила тебя монстром и маньяком, а когда я попросила знакомых ребят проучить тебя, она раскололась, что ты выполнял ее глупый каприз и всячески сопротивлялся большему. Я не успела вмешаться, было поздно, тебя уже нашли. Спасибо, что не заявил, все компенсирую». Это сообщение последнее, больше ничего нет.

Телефон погас и отправился на место. Я откинулся на подушку.

— Наверное, нужно объяснить, что произошло и почему.

— «Что» — и так видно, — донеслось из темноты, — а «почему» — не мое дело.

— Такое отношение к делам мужчин похвально, но мне не верится, что тебе безразлично, хотя бы женское любопытство должно присутствовать. Неужели не интересно?

— Честно? Очень интересно. Но это не мое дело.

— Давай договоримся: все, что касается тебя, отныне касается меня, и наоборот. Для нас обоих это способ выживания, один без другого пропадет.

— Неправда, без меня тебе было бы лучше.

— Не согласен.

Во вновь проявившемся мире, вернувшемся благодаря свету уличных фонарей, Хадя заметила, как вздулась моя грудь, как напряглось лицо.

— Не надо. — С кровати ко мне протянулся и лег поперек губ нежный пальчик. — Одно лишнее слово, и все рухнет. Ты же этого не хочешь?

— А ты?

Чересчур искренний вопрос заставил палец отдернуться, а девичье лицо отвернуться.

— Не заставляй меня делать то, чего не хочу.

— Я не требую отвечать, я просто…

— А я не про слова. Наше дружеское сосуществование — вынужденное, ни в одном из других случаев невозможное, оно случилось потому, что так дико сложились обстоятельства. Сейчас оно устраивает обоих, но висит на тоненькой ниточке. Оно похоже на канатоходца, который идет между двумя вершинами в ураган. — Мягкая ладошка несмело и умоляюще дотронулась до моей щеки, взгляд блестящих во тьме глаз утонул во встречном взгляде. — Понимаешь? Все и так слишком запутано и неправильно, чтобы еще усложнять.

Мне хотелось так же коснуться ее, рука уже поднялась… и была отброшена. Хадя отшатнулась, ее ладони сжались в кулаки, собираясь защищаться.

— Не надо, — тихо произнесла она. — Даже в мыслях. Три причины определяют нашу тихую дружбу: о ней никто не должен узнать, никто из нас в поступках не выйдет за рамки, и не будет сказано слов, которые сломают хрупкое равновесие.

Мозг вычленил главное, и я подытожил с радостью в сердце:

— То есть, тебя это равновесие устраивает, и ты не хотела бы…

— Еще немного, и случится непоправимая причина номер три.

— Понял. Давай спать?

— Уже час об этом твержу.

* * *

Проснувшись утром, я сразу понял, что с Хадей не все в порядке. Она куталась в одеяло, тишину постоянно разрывал кашель — очень нехороший как на слух, так и на вид. С мокротой. А моя пощупавшая ее лоб рука едва не обожглась. Хадя недовольно пошевелилась.

— Не вставать! — приказал я. — Нужно срочно вызвать врача.

— Врача нельзя, сам понимаешь.

— Сейчас не понимаю. Впрочем… Мне говорили, что у Филиппа брат работает в «скорой помощи». Один момент.

Я укрыл больную толстым слоем распотрошенного рулона-перины, затем набрал номер.

— Филька, привет. Да, я. Искали? Кому надо, те нашли, а звоню вот по какому поводу…

Дальнейшего разговора Хадя не слышала, я выходил на кухню, поэтому по возвращении объяснился:

— Пришлось сказать, что помощь нужна мигранту, у которого есть небольшие проблемы с документами, и что никакого криминала нет, а вызов будет оплачен. Филька ответил, что от честного дополнительного заработка брат не откажется.

Из глубины одеял донесся вопрос:

— Разве у нас есть для этого деньги?

— Еще денек, и я смогу сесть за руль.

— С такой физиономией к тебе в машину только такой же сядет.

— Значит, буду возить таких. Кстати, это же незанятая ниша на рынке услуг — такси для побитых. Нужно запатентовать.

— Побитых немного, миллионером не станешь.

— Если ты когда-нибудь видела таксиста-миллионера, тебе можно прижизненный памятник ставить: «Она видела таксиста-миллионера». А расширить круг клиентуры «таких же» легко: будем бить небитых, и нашими клиентами станут все.

Филькин брат пришел вечером.

— Где больной?

— Больная. — Я указал вглубь комнаты.

Молодой врач вытер обувь о половичок, объемистый саквояж занял место у кровати.

На время осмотра я вышел, но вскоре меня позвали. Врач укладывал стетоскоп в чемоданчик.

— Как я и думал по предварительному описанию, у девушки пневмония, нужно проколоть курс антибиотиков. Аллергия или противопоказания имеются?

Голова Хади, закрытая по макушку, отрицательно мотнулась. Чувствовалось, что нервам Хади досталось при осмотре молодым врачом, теперь она даже глаз не показывала.

— На третий день температура должна снизиться, это значит, что лечение помогает и больная идет на поправку. — Из саквояжа появились лента одноразовых шприцов и упаковки с ампулами. — Если нет — дело плохо, домашним лечением не обойтись, я буду вынужден препроводить вас в стационар.

Врач направился к выходу. Я замялся.

— По денежке. Можно передать через Филиппа? У нас сейчас нет.

— Без проблем. Или отдайте через три дня, когда я приду навестить больную. Если что — звоните.