История одной семьи

Ленины родители Арон Карлович и Мария Абрамовна не оставили своих взрослых детей Лену и Женю и своих народившихся внуков без заботы и внимания. Они почти каждый день приезжали к маме на квартиру, привозили продукты и всё необходимое, Мария Абрамовна и готовила, и стирала, но главным действующим лицом всё равно оставалась моя мама. Она практически одна знала, как взять ребёночка на руки, по возможности, не сделав ему больно. И все её слушались. При этом все взрослые работали, а мама ещё успевала – когда? – присматривать за своей беременной дочерью, т. е. за мной. Как она устала за то время – словами не опишешь. А ещё пыталась выделить молодым родителям Женьке и Лене чуть-чуть времени для отдыха. «Ведь им так достаётся!» – горевала она.

В последний раз мы с Лёвой видели маму живой в субботу, 19 сентября 1964 г. Мы приехали к ней домой. Она была одна с близнятами. Люба с дочкой уехала на выходной к своей матери, а Лену и Женю мама отпустила «немножко развеяться». Малыши, как всегда, орали во все свои два горла. Мама выглядела какой-то измученной, усталой и немножко «взмыленной». Я тогда на неё очень рассердилась. «А им не приходит в голову, что и тебе надо иногда отдохнуть!?» – начала орать я. «А что, я, – бормотала беспомощно мама, – что, я? Вот сейчас они успокоятся, и я тоже немножко сосну». Но мы с Лёвой очень были расстроены из-за неё и даже от чаю отказались, хоть она и предлагала. Ушли мы почти в негодовании.

Мама нас провожала на лестнице и, пока мы спускались, лифта там не было, говорила нам вслед: «Вы уж нас не забывайте, вы уж нас навещайте». Эти слова оказались последними, которые я слышала от мамы.

Мама всегда и, наверное, и в последнюю нашу встречу, не уставала умолять меня: «Только не пропускай занятий в институте. Ты ведь сейчас не работаешь, а учишься через день, есть когда отдохнуть».

На самом деле, уйдя в декретный отпуск, я на короткое время устроилась секретаршей в то самое Строительное управление № 8, где теперь работал инженером в ПТО мой Лёва. Меня упросила их тогдашняя секретарша, которую не отпускали в отпуск без замены. Как это было официально оформлено в то строгое, советское, время, я не помню. Но факт – я заработала денежку, на которую мы совершенно не рассчитывали, и мы решили обязательно оставить об этом память. Мы купили наш первый в жизни столовый сервиз – весь белый, с узенькой золотой каёмочкой. Помню, тащили мы его домой почему-то под жутким июльским или уже августовским дождём.

1964 год оказался и самым горьким в моей жизни – умерла мама, и самым-самым счастливым – родился Митька, мой старший сын. Вообще, время, когда подрастали мои мальчики, я считаю самым счастливым периодом своей жизни.

* * *

Итак, маму в последний раз я видела 19 сентября 1964 г., в субботу. Не помню, что мы делали в воскресенье, а в понедельник, как всегда, я пошла в институт. Во вторник, проводив Лёву на работу, я прилегла ещё отдохнуть. Конечно же, я очень уставала тогда – всё-таки шёл последний месяц моей беременности. Неожиданно приехал Арон Карлович, Женькин тесть, и спросил, всё ли у меня в порядке и не у меня ли мама. Она вчера не пришла с работы. Все решили, что она у меня. Телефона у нас не было, да и у мамы на квартире тоже. Арон Карлович попросил меня поехать в мамину квартиру к близнятам: Лене нужно было срочно куда-то отлучиться. Я провела с мальчиками целый день, вечером приехал Лёва и забрал меня домой. Приехал вдруг Геннадий, о чём-то они (Гена, Женя и Лёва) шептались, но мне не говорили ни слова.

Дома я спросила Лёву о маме, он уклончиво сказал, что она пропала и её ищут по больницам. На нашей кухне я поделилась с соседками своей бедой, и одна из них, Дуся, сказала мне, что в понедельник около нашего дома на переходе машиной была сбита женщина. Она сама не видела этого, но ей эту женщину описали очевидцы. И она сказала мне точные приметы моей мамы. Я же уверенно возразила, что это не может быть мама, потому что она знает, что я в понедельник в институте и зачем она пойдёт тогда ко мне?

Но та женщина действительно оказалась моей мамой. Она тогда шила себе зимнее пальто в ателье («последнее», – говорила она, а было ей почти 55), и в тот день она узнала о предстоящей последней примерке. Ей захотелось, чтобы я при этом присутствовала, и мама забыла, что в понедельник я учусь и прихожу домой поздно. Об этом позже рассказали женщины, с нею вместе работавшие.

Узнала я о смерти мамы поздно вечером. Мы с Лёвой вернулись домой и уже легли спать. У меня вдруг так защемило сердце, что я поняла: мамы больше нет. Я попросила Лёву сказать мне правду. Всей правды он в тот вечер не решился сказать, т. е. он признался, что мама умерла, но придумал какую-то электричку, под которую якобы она попала. (Она ездила на работу на электричке.) Не хотел Лёва говорить, что мама погибла около нашего дома, уже потом, сопоставив все факты, я узнала правду.

* * *