Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Протосинайские надписи приблизительно 1600–1500 годов до н. э. выполнены в рамках системы, состоящей из небольшого числа знаков отчетливо рисуночного характера. Другими словами, в большинстве случаев в каждом знаке можно без особого труда узнать исходный рисунок. Сколько именно в ней знаков, неизвестно, так как подсчитанное Лейбовичем количество в 31 знак, возможно, придется несколько уменьшить, учитывая, что некоторые знаки, которые он считает как самостоятельные, могут оказаться лишь вариантами одного и того же знака.

Протопалестинские тексты из Гезера, Сихема и т. д. относятся примерно к тому же периоду, однако они просуществовали приблизительно до 1100 года до н. э. Хотя некоторые знаки в старых надписях имеют рисуночный характер, знаки в более поздних протопалестинских надписях в основном являются линейными. Количество знаков неизвестно. Из-за скудости материала невозможно провести какие-либо четкие сравнения между протосинайской и протопалестинской письменностями. Вторая может представлять собой одну или несколько попыток создания системы, идентичной по внутренней структуре, но все же формально отличающейся выбором знаков от системы протосинайских надписей.

Пока еще совершенно нерасшифрованные надписи из Кахуна, Балуаха и Библа могут также представлять собой попытки создания системы, аналогичной по внутренней структуре системе протосинайских и протопалестинских надписей. Везде в них знаки имеют линейный характер.

Угаритское письмо XIV века до н. э. состоит из клинописных знаков и, следовательно, по форме относится к линейным. Попытки некоторых ученых вывести угаритскую систему из протосинайской или месопотамской клинописи не увенчались успехом. Хотя иноземное влияние могло сыграть важную роль в выборе отдельных знаков, в большинстве случаев форма угаритских знаков является результатом свободного индивидуального творчества.

И наконец, около 1000 года до н. э. появляются самые ранние надписи из Библа (царя Ахирама и т. д.), написанные в рамках системы из 22 знаков, чисто линейных по внешнему виду. Из всех многочисленных попыток создать новое письмо, предпринятых семитами второго тысячелетия до н. э., эта, безусловно, оказалась самой успешной. Непосредственно из этого письма, как с точки зрения структуры, так и формы, происходят три из четырех главных основных ответвлений семитского письма, представленные финикийской (рис. 71), палестинской (рис. 72) и арамейской (рис. 73) ветвями. Четвертое ответвление, представленное южноаравийской ветвью (рис. 74), может лишь косвенно происходить от финикийского прототипа. Южноаравийская письменность, по-видимому, возникла в первой половине первого тысячелетия до н. э., хотя некоторые ученые выдвигали и более ранние, и более поздние сроки. Письменность состоит из 29 знаков, число которых практически совпадает с числом знаков угаритской письменности, но на 7 превышает количество знаков в финикийской. Все формы южноаравийской письменности линейные; хотя некоторые из них идентичны формам финикийского письма, большинство возникло независимо.


Рис. 71. Финикийская надпись с Кипра


Таблица на рис. 75 представляет собой попытку свести воедино знаки наиболее важных семитских письменностей с их соответствующими значениями. Обратите внимание на большое сходство формы и количества знаков в финикийской, палестинской и арамейской системах. Большее количество знаков в угаритской, южноарабской, эфиопской и арабской системах обусловлено тем, что эти языки содержат большее количество звуков, нежели другие семитские языки.

В случае с угаритским письмом на создание дополнительных знаков также могла повлиять необходимость транслитерировать звуки хурритского языка, отсутствующие в семитском.

Утверждая, что библское письмо времен Ахирама можно назвать прототипом всех последующих семитских систем, мы не хотим сказать, что это письмо было обязательно изобретено в Библе или даже в Финикии. Так случилось, что древнейшие дошедшие до нас надписи этой новой формы письма происходят из Библа и Финикии, но никто не может отрицать, что практически любую область на обширной семитской территории, простирающейся от Синая до Северной Сирии, можно (по крайней мере теоретически) рассматривать как место рождения всех семитских письменностей.


Рис. 72. Ханаанская надпись моавитского царя Меши


Рис. 73. Арамейская надпись Бар-Ракиба из Зынджырлы


Рис. 74. Южноарабская надпись


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология