Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Обычным способом указания долготы гласных в месопотамской клинописи более позднего ассирийского периода было добавление знака гласного к предыдущему слогу с конечным гласным. Так, dâ (dā) или dî (dī) записываются в виде da-a или di-i, в отличие от вариантов da или di, которые обычно обозначают короткие da и di соответственно. Однако в таких вариантах, как mAš-šu-ra-iu-ú, «ассириец, ассирийский», сочетание iu-ú обозначает не yú (или yū), а простое yu. Аналогичным образом, написание liš-ɔa-a-lu, «пусть спросят», часто встречающееся в позднеассирийских письмах, соответствует не lišɔālū, а lišɔalū. Еще более показательны варианты написания waa-ša-aḫ, at-ta-an-ni-wii-na, wuú-la-a-šina и многие другие, встречающиеся в хаттских, хурритских и палайских клинописных текстах из Боказгея. Здесь знак wa, wi, wu имеет обычный размер, а гласные знаки a, i и u пишутся значительно мельче, причем в такой форме, что образуют единое целое с предшествующим знаком wa, wi, wu. Следует сразу отметить, что во всех этих случаях знаки гласных добавляются к тем слоговым знакам, которые в системе клинописи имеют значение согласного плюс любой гласный. Поскольку этот гласный не указывается, был найден способ устранения этого недостатка клинописной системы путем добавления знаков гласных.

Раньше мы уже говорили, что в клинописной системе различия между гласными обычно указывались при помощи отдельных знаков, как, например, знаков da и du для слогов da и du соответственно. Однако часто эти гласные указывались недостаточно четко, как, например, в знаках, которые можно прочесть как li или le, ri или re, ig или eg, и во многих других. Эта неясность в сочетании с тем, что знаки, в которых гласные не указывались совсем, как, например, знак, выражающий wa, wi, we или wu, привела к возникновению такого приема указания гласных, который лучше всего проявился в системе хурритской клинописи, имевшей хождение в Месопотамии во второй половине второго тысячелетия до н. э. Так, в написании i-i-al-le-e-ni-i-in для iyallenin добавление гласного знака е к знаку li гарантирует, что этот знак будет прочитан как le, а не li, как и добавление знака гласного i указывает на произношение ni, а не ne. Конечно, во втором случае добавление i представляется излишним, потому что чтение ni уже определено гласным знака in. Многочисленные известные нам примеры такого рода показывают лишь, что из приема, который первоначально возник из необходимости адекватного указания гласных, развилась более широкая система, которая позволила регулярно добавлять знаки гласных даже в тех случаях, когда они и так точно определены. Но, как можно видеть по таким написаниям, как še-e-ḫa-la, še-ḫa-a-la или še-ḫa-la-a, этот принцип применялся весьма непоследовательно.

Аналогичный способ указания гласных встречается также в системах, которые, как правило, обозначают все различия гласных. В хеттской иероглифике слог ta в слове ayata, «он сделает», выражен при помощи одного слогового знака ta. Но наряду с a-i-a-ta встречается и написание a-i-a-ta-a. Конечный знак гласного используется здесь не для того, чтобы указать на произношение ayatā, ayataa и т. п., а чтобы показать, что слово произносится как ayata, а не ayat. Этот прием был необходим в тех системах, где закрытые слоги можно было написать только при помощи слоговых знаков, состоящих из согласного и гласного.

Персидская клинопись использовалась между VI и IV веками до н. э. в правление династии Ахеменидов. Будучи клинописью, она могла возникнуть только под влиянием месопотамской, хотя формы отдельных знаков персидской системы нельзя проследить до какой-либо другой клинописной системы. Как и в случае угаритской системы, формы персидских знаков – это результат свободного индивидуального творчества.

Персидская письменность представляет собой смешанную систему. Она состоит всего из 41 знака, из которых 36 – слоговые, 4 обозначают слова «царь», «страна», «провинция» и «Ахурамазда» и еще один знак представляет собой разделитель слов. Из 36 слоговых знаков 3 знака используются для передачи гласных звуков a, i и u, и 6 знаков – для слогов da, di, du и ma, mi, mu. Пять знаков обозначают согласный плюс гласный a или i (ga = gi, ka = ki, na = ni, ra = ri, ta = ti), а еще пять знаков обозначают согласный плюс гласный u (gu, ku, nu, ru, tu); два знака обозначают согласный плюс гласный a или u (ja =ju, wa = wu), а еще два знака – согласный плюс гласный i (ji, wi). Во всех остальных случаях один знак обозначает согласный (b, č, ç, f, h, ḫ, y, l, p, s, š, ṯ и z) с любым из трех гласных (рис. 88).



Рис. 88. Древнеперсидский силлабарий


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология