Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Согласно преобладающему среди греческих эпиграфистов мнению, древнейшая из известных греческая надпись, сделанная на дипилонской амфоре из Афин (рис. 90), относится к началу VIII или началу VII века до н. э. Чуть более поздние, но также относящиеся к VIII или VII веку до н. э., – это вырезанные в камне надписи с острова Тиры (рис. 91), короткие надписи на керамике геометрического стиля с горы Имитос (рис. 92), а также два расписанных черепка из Коринфа (рис. 93).

Отдельные знаки в этих ранних греческих надписях часто настолько разнятся по форме, что невозможно говорить о едином греческом алфавите применительно к этому древнейшему периоду. Следовательно, можно предположить, что заимствование и усвоение финикийского письма происходили независимо друг от друга в разных областях греческого мира.


Рис. 92. Короткие надписи на керамике геометрического стиля с горы Имитос


Рис. 93. Надписи на черепках из Коринфа


Теперь давайте посмотрим, к каким выводам относительно датировки возникновения греческого письма можно прийти с точки зрения семитской эпиграфики. Финикийская письменность лишь незначительно изменилась по сравнению с периодом от Ахирама до Шапатбаала (около 1000—850 до н. э.). Затем на несколько столетий мы теряем след финикийской системы в самой Финикии, но можем проследить за развитием семитского письма в других областях. С середины IX века мы видим на юге знаменитую надпись Меши из Моава, а чуть позже на севере – первые надписи из Зынджырлы. Самые ранние финикийские надписи с Кипра и Сардинии не поддаются точной датировке, но они, вероятно, также относятся к IX веку.

Если теперь взглянуть на сравнительную таблицу семитских и греческих знаков (рис. 89), ряд особенностей сразу же бросится нам в глаза. Форма греческой каппы с ее «хвостом» отличается от той же буквы в финикийских надписях вплоть до Шапатбаала, но совпадает с нею в надписях после 850 года до н. э. Кроме того, греческий знак мю выглядит гораздо более похожим на соответствующие формы в семитских надписях, датируемых периодом после 850 года до н. э., чем на

более ранних надписях. С другой стороны, появление семитского знака далет с «хвостом» около 800 г. до н. э. заставляет предположить, что греческая «бесхвостая» дельта появилась из письма, существовавшего прежде 800 г. до н. э. Таким образом, выводы, которые можно сделать на основе этих сравнений, говорят в пользу IX века как наиболее вероятного времени заимствования семитского письма греками. Этот период полностью согласуется с датировкой самых ранних из дошедших до нас греческих надписей, а именно началом VIII века до н. э.

Переходя от проблем внешней формы к проблемам внутренней структуры, мы видим, что наиболее важной особенностью греческого письма, в отличие от любого из семитских, является полностью развитая система гласных. Начиная с древнейшего периода все гласные пишутся везде, где мы ожидаем их увидеть. В этом можно без труда убедиться по транслитерации древней надписи на дипилонской амфоре из Афин (рис. 90.): ΗΟΣ ΝΥΝ ΟΡΧΕΣΤΟΝ ΠΑΝΤΟΝ ΑΤΑΛΟΤΑΤΑ ΠΑΙΖΕΙ ΤΟΤΟ ΔΕΚΑΝ ΜΙΝ, что соответствует классическому греческому ὃς νῦν ὀρχηστῶν πάντων ἀταλώτατα παίζει το‹ῦ›το δεκᾶν μιν, «кто из танцоров развлечет изящнее всех, пусть это получит»[22]. Помимо формы знаков, единственное различие между надписью на афинских амфорах и надписях более позднего классического периода таково: в древнем написании не указано ударение и долгота гласных и согласных, и в то время как spiritus tenis не указан, spiritus asper выражен буквой, которая впоследствии превратилась в букву эта.

Общепринятая трактовка происхождения греческой системы гласных очень проста. В семитской письменности было несколько знаков, выражающих так называемые «слабые согласные», которые в греческом отсутствовали. Как полагают, вследствие этого грекам пришлось превратить эти, казалось бы, ненужные знаки в гласные. Так, семитский знак ɔалеф, выражающий мягкое придыхание – нечто вроде звука между у и э в слове «пируэт», – превратился в гласный а, обозначаемый альфой; семитский знак хе превратился в греческий эпсилон, выражающий звук е; семитский знак вав, в раннем греческом обозначавший согласный w (дигамма), приобрел значение гласного u буквы ипсилон, которая в алфавите стоит ближе к концу, после тау; семитский йод в греческом стал гласной i (йота); и, наконец, семитский эмфатический звук аин превратился в гласный о (омикрон).

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология