Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Сравнивая западносемитскую систему письма с египетской иероглифической, из которой она развилась, легко заметить, что западносемитская система проще египетской. Конечно, невозможно оспорить тот факт, что небольшое число семитских знаков от 22 до 37 легче выучить и быстрее писать, чем множество сотен знаков египетской системы. Кроме того, нельзя не согласиться, что введение гласных знаков в греческое письмо сделало эту систему еще точнее, чем ее предшественник, западносемитское письмо, для которого характерно отсутствие обозначения гласных. Но может ли в таком случае западносемитское письмо считаться лучше египетского, а греческое – лучше западносемитского? Что касается сравнения египетского письма с семитским, можно указать некоторые свойства египетского, которых нет в семитской системе, например выразительность рисуночных знаков. Так, например, рисунок вазы в египетской системе может не просто обозначать слово «ваза», но может быть выполнен таким образом, который позволяет представить ее подразумеваемый размер и форму; в семитской системе слово «ваза» будет написано с помощью фонетических слоговых знаков, а любая дополнительная информация может быть выражена только дополнительными слоговыми знаками. Что касается сравнения семитской системы с греческой, то здесь можно было бы сослаться на то, что семитское письмо прекрасно обходится без указания гласных и поэтому значительно быстрее и короче греческого или любых других систем, использующих знаки для гласных звуков. А что сказать о тех специалистах и неспециалистах, которые считают китайскую письменность лучшей в мире и даже не желают слышать о том, чтобы заменить китайское словесно-слоговое письмо буквенной системой? Как относиться к восторженным похвалам слоговой письменности, которая, словно лесной пожар, охватила индейцев чероки, потому что им удавалось выполнить нелегкую задачу по овладению новой системой всего за один день, а не за четыре года, которые требовались для освоения английского письма? Как расценивать тот поверхностный вывод, что арабская письменность превосходит латинскую, потому что пожилые турки, использующие арабский алфавит для своего языка, пишут под диктовку намного быстрее своих молодых соотечественников, использующих новый латинский алфавит?

Итак, мы видим, каким тонким вопросом является оценка качества и как легко сделать промах, если основываться в своих выводах на единичных наблюдениях и пренебрегать сравнением всех характеристик, присущих тому или иному явлению. Семитское письмо действительно легче выучить, и писать на нем быстрее, чем египетскими иероглифами, но при этом египетское рисуночное письмо может быть более выразительным, чем семитские системы, но, безусловно, эти два свойства стоят не на равных в зависимости от точки зрения. Какова относительная ценность такого письма, как египетское – красивое и выразительное, – если оно остается полной тайной для подавляющего большинства населения по причине сложности и запутанности своей системы? То же, и в еще большей степени, справедливо и для китайской системы – пожалуй, самой сложной в мире для овладения. Годы и годы нужно потратить на учебу, прежде чем попытаться прочесть даже простейшую классику. Конечно, это правда, что китайская письменность неплохо удовлетворяет потребности эгоистичной бюрократической верхушки и что небольшой процент населения, умеющего читать и писать, может общаться друг с другом письменно, даже если говорит на непонятных друг другу диалектах. Но пытался ли кто-нибудь логически оценить эти кажущиеся преимущества китайской письменности в сравнении с ее огромными недостатками? Только эгоистичный и недалекий человек может защищать китайскую письменность за ее мнимые достоинства, не замечая, что из-за трудностей овладения китайской системой девяносто процентов населения остаются неграмотными. Что ценнее: система, удовлетворяющая десять процентов населения, или система, доступная всем? И что важнее: сохранить нынешнюю письменность, так чтобы клика, составляющая десять процентов, все так же правила страной, или реформировать письменность, создав простую систему, чтобы все сто процентов населения участвовали в развитии страны?

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология