История политических и правовых учений

Он видит и более далекие перспективы: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией...»

Герцен выделяет по меньшей мере четыре этапа в развитии социализма. Первый (младенчество), когда социализм был еще беднее содержанием, носил более общий характер. Это был сен-симонизм. Затем социализм явился в виде рациональной доктрины, это был его период метафизики и отвлеченной науки, он построил общество a priori, он предпринял социальную алгебру, психологические расчеты, для всего создал рамки, все формулировал и не оставил никаких открытий будущим людям. Потом настало время, когда социализм спустился в массы и предстал как страсть, как месть, как буйный протест, как Немезида. Рабочие, подавленные вопиющей несправедливостью существующего беспорядка, перевели социальные учения на иной, более суровый язык, создали из них коммунизм, учение о принудительном отчуждении собственности, учение, возвышающее индивида с помощью общества. Все эти системы и учения и еще многие другие склонились перед мощным голосом критики и отрицания, который ничего вперед не осуждал и не систематизировал, который, однако, взывал к уничтожению всего того, что препятствует общественному возрождению, и вскрывал пошлость и лицемерие всего того, что поддерживается друзьями порядка.

В последнем случае у Герцена речь идет фактически об анархизме.

Герцен — выразитель общинного социализма: «Община спасла русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе».

Но, соглашаясь с теми, кто в сельской общине видел в России все: и ключ к ее прошлому, и зародыш ее будущего, он в то же время акцентировал внимание на отрицательных сторонах общинного образа жизни, в котором имеет место полное поглощение личности и который обусловил существование самодержавия. Более того: «Фаланстер — не что иное, как русская община и рабочая казарма, военное поселение на гражданский лад, полк фабричных... коммунизм — это русское самодержавие наоборот». Герцен не приемлет «каторжного равенства Гракха Бабефа и коммунистической барщины Кабе», не приемлет ни Спарту, ни бенедиктинский монастырь.

Позиция Герцена в том, чтобы сохранить общину и освободить личность, распространить принцип самоуправления на города, на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развивая частные права и сохраняя неделимость земли. Остается только задать вопрос: разве не современна эта позиция?

Герцен не сторонник сокрушения всего и вся. В статье «К старому товарищу», обращенной к М. А. Бакунину, он пишет: «Медленность, сбивчивость исторического хода нас бесит и душит, она нам ненавистна, и многие из нас, изменяя собственному разуму, торопятся и торопят других. Хорошо ли это или нет? В этом весь вопрос.

Следует ли толчками возмущать с целью ускорения внутреннюю работу, которая очевидна? Сомнения нет, что акушер должен ускорять, облегчать, устранять препятствия, но в известных пределах — их трудно установить и страшно переступить». В этом аспекте отношение к государству: «Из того, что государство — форма преходящая, не следует, что это форма уже прошедшая...»

Таким образом, в отличие от многих других социалистов (именуемых утопическими) Герцен ориентировался на закономерное (естественное) развитие общества. Оплодотворенное социалистической политической мыслью, оно неизбежно выводило на социализм. «Но общее постановление задачи не дает ни путей, ни средств, ни даже достаточной среды. Насильем их не завоюешь. Подорванный порохом, весь мир буржуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир. Потому что он внутри не кончен и потому еще, что ни мир построяющий, ни новая организация не настолько готовы, чтоб пополниться, осуществляясь. Ни одна основа из тех, на которых покоится современный порядок, из тех, которые должны рухнуть и пересоздаться, не настолько почата и расшатана, чтоб ее достаточно было вырвать силой, чтоб исключить из жизни».

Михаил Васильевич Петрашевский (1821—1866) — дворянин по происхождению, юрист по образованию, пожизненный каторжанин.